Сколько... сколько прошло времени? Затылок болит так, будто по нему саданули. Но это, конечно, не так. Разве что я сама отключилась, и, падая, ударилась головой обо что-нибудь. Такое вполне могло случиться. Хотя, обычно, я сажусь на пол или на кровать, прежде, чем уколоться. Странное чувство. Холодно как-то.
Я открываю глаза, упираясь взглядом в стену, увешанную ножами. Как на ярмарке. Ножи такие, эдакие, разной формы и размера. На любой вкус. Что за хрень? Где это я? Куда забрела? Я ведь не особо много хожу, когда под кайфом. Куда больше лежу в отключке, а тут вдруг... где это я?
Ненадолго закрываю глаза и проваливаюсь в сон, пока меня не выдергивает оттуда ознобом. Стало ещё холоднее. Я сажусь, поджимая ноги к себе, обхватываю их руками и в этот момент в первый раз слышу звон. Опустив взгляд, я замечаю ведущую от моей руки цепь, берущую начало от браслета на запястье. Что это ещё за херь? Такое чувство, что я лишь теперь ощущаю вес. Дёргаю рукой, чтобы выяснить, где конец у цепи, и, проследив за переливом бликов от тусклой лампы, поднимаю взгляд к стене у себя над головой. Не высоко, учитывая то, что я сижу на полу. Не поняла. Я хмурюсь, шмыгаю носом, и, потирая его тыльной стороной ладони, поднимаюсь на ноги. Делаю пару неуверенных шагов в одну сторону, потом в другую. Наконец, к стене с ножами. Всё для того, чтобы выяснить, что даже до этой пресловутой стены дойти не смогу. Тяну руку, пытаясь ухватиться за какой-нибудь из ножей, но чёрта с два. Ничего не выходит.
Снова ёжусь, потирая левой ладонью правую руку.
- Эй! - голос звучит приглушенно. Темно и сыро, как в любом подвале. В моём доме подвал выглядит совершенно иначе, я бы его узнала, так что одно неоспоримо: это не мой дом. И не чей-то из знакомых, потому, что нет там ни у кого ничего подобного. Как я сюда попала или, скорее, кто меня сюда привёл? На моих руках и ногах нет следов от верёвок. Вероятно тот, кто притащил меня сюда особо не заморачивался. Нашёл меня в отключке и просто перенёс. Ну, или смог дозваться и я пришла сама, что маловероятно, потому, что я вообще ни черта не помню, даже каких-то проблесков нет.
Шутка такая? Помнится, мама была против того, что я употребляю, но даже если представить, что она решилась бы приковать меня к стене, для того, чтобы передержать в подвале, пока не пройдёт ломка, она едва ли стала бы украшать стену оружием. К чему это вообще? И она устроила бы всё поудобнее. Здесь бы не было холодно. Была бы кровать, вода, да хоть что-нибудь кроме голых стен, и, одной, отличающейся, усеянной острыми предметами. Не по себе от этого как-то.
- Эй! Есть тут кто? Какого хрена тут происходит? Эй!!
Не знаю, зачем повышаю голос, кого и для чего зову, но я не хочу ждать. Мне это не нравится. Лучше сразу узнать, где я оказалась и почему. Что за требования у придурка, который меня сюда притащил? Что ему от меня надо? Может, мы могли бы договориться? Уверена, со всеми можно договориться, нужно только верный подход найти. Обхватываю себя за плечи. Похоже, я здесь уже приличное время нахожусь. Мне нужно уколоться, потому, что уже начинает ломать. Мерзкое ощущение. Вновь чешу нос тыльной стороной ладони, а затем ею же вытираю глаза, они неприятно слезятся, и, такое чувство, что горят.
Не слышу ни шагов, ни голосов. Ничего. Кто-то, кто притащил меня сюда, сейчас, похоже, чем-то занят. Или нарочном меня игнорирует. Не знаю уж как там всё обстоит, но, как по мне, уж если ты схватил человека и засунул его в свой подвал, то будь добр появиться и объяснить, на кой чёрт ты вообще это сделал! Это ни хрена не нормальное явление. Кому такое могло понадобиться сделать? Моему дилеру? Нет, не думаю. Я же постоянный покупатель, к тому же плачу сразу, пока истратила на все деньги и мне не приходится влезать в долги. Знаю, чувствую, что до этого осталось недолго, но пока я никому не должна, так что и причин хватать меня, чтобы выбить деньги нет. Да и как бы я их достала, сидя в подвале? Нет, это что-то другое.
- Здесь есть кто-нибудь?! Алло! - стучу ладонью по стене, но шлепки выходят довольно тихими. Не думаю, что за пределами помещения это будет слышно. Прохаживаюсь туда-сюда, прежде, чем опуститься обратно, вниз. Я бы с радостью вновь провалилась в сон, но он больше не идёт. Есть только то отступающий, то накатывающий холод, в моменты которого волосы на теле встают дыбом и меня встряхивает, будто от разряда током. Хочу во-что-нибудь закутаться, но, вот незадача, здесь ничего нет. На мне всё те же джинсы и топ, в которых я была дома, и если там это было вполне уместно, то здесь явно недостаточно.
Чувствую нарастающую тревогу. Нет, определённо ничего хорошего в том, где я нахожусь нет. Может ли быть это всё одной затянувшейся шуткой? Почему-то вспоминаю Ларри - подручного моего дилера, стоящего позади на случай буйных клиентов - и его плотоядный взгляд. Может ли это быть он? Возможно. Но, с другой стороны, слишком заморочено для него. Думаю, если бы это был он, я бы проснулась где-нибудь в постели или на диване и без одежды. Едва ли он стал бы ждать, пока я оклемаюсь, потому, что если я буду в сознании и стану соображать, то чёрта с два ему что-то перепадёт. И всё же я одета. И по прежнему неизвестно где.
- Чего тебе надо?! Выходи уже! Ненавижу не знать, что будет дальше. Сжимаюсь, обхватываю колени, пытаясь унять дрожь. Вдруг, вскинувшись, вспоминаю об Уэйне. И тут же успокаиваюсь. Мама забрала его пару недель назад, так что сейчас он точно в безопасности. Не брошен дома, пока я здесь, торчу в подвале. Нет, он был брошен гораздо раньше, так ведь?

Мои попытки достучаться до хозяина подвала не приносят плодов. Честно говоря, успевает в голове промелькнуть мысль о том, что меня здесь заперли в каком-нибудь пьяном или наркотическом угаре, а потом ушли и просто забыли. В подвале. Одну. И уже никогда не вернутся. А учитывая отсутствие здесь каких-либо окон, невольно напрашивается мысль о том, что ни до кого я не дозовусь, даже до соседей или случайно проходящих мимо дома людей. Это глухое место. Где-то ближе к потолку я могу разглядеть вентиляционное отверстие. Так что я не задохнусь. Радостно, конечно, в отличии от всего остального. Вроде ножей. Которые и пугают и притягивают одновременно, наталкивая на мысль о том, что с их помощью я могла бы попробовать освободиться и сбежать отсюда, пока за мной не пришел тот, кто меня приковал к стене, или пока я тут с голоду ноги не протянула. Хотя, уверена, ломка добьёт меня куда быстрее.
Вот только ни черта цепь не позволяет дотянуться до ножей. Не то по изначальной задумке пленителя, не то по несчастливому - для меня - стечению обстоятельств. Но независимо от причины, это жутко злит и разочаровывает. Как и то, что никто не отвечает на мои призывы. Решив, что не хочу сорвать голос, я довольно быстро перестаю звать. А затем и пытаться как-то дотянуться до стены с ножами. Я ещё немного брожу по помещению, прежде, чем вернуться обратно, и, прислонившись к стене, попытаться уснуть. Вот только сон совершенно не идёт. Глаза и нос начинают сильнее слезиться и усиливается ощущение холода. Не знаю даже, в ломке ли причина или же в том, что я в подвале и здесь совершенно точно нет никаких батарей, но мне жутко не комфортно. Хочу во что-нибудь закутаться. И уколоться. А если сперва уколоться, то, думаю, я и об одеяле думать забуду.
За этими размышлениями проходит не один час. И чем больше проходит времени, тем чаще я возвращаюсь к мысли о том, что, возможно, я застряла здесь навсегда. И это крайне жуткая мысль. Вместе с тем я вспоминаю о том, как в фильмах освобождаются от наручников, и с периодичностью, наверное, где-то в пол часа предпринимаю попытки выбить себе палец и вытащить руку. Как итог только сдираю кожу на запястье, и, кажется, действительно повреждаю палец, потому, что он теперь жутко болит, но, в остальном, терплю неудачу. Слишком уж плотно сидит наручник. И это не тоненькое изящное кольцо полицейского браслета. Эта штуковина как будто из прошлого века приехала, большая и массивная. Если бы я могла как-то дотянуться до ножей, то, может, начала бы подумывать о более радикальных методах, но так как это не представляется возможным, я то паникую, то впадаю в апатию.
Я не слышу шагов, в отличии от поворотов ключа. В лицо ударяет тёплый воздух и ещё какой-то незнакомый запах. Я поднимаю взгляд на стоящего в проёме человека. Его длинная фигура заслоняет от меня свет коридорной лампы. Из-за этого я почти не могу разглядеть его лица, но чувствую на себе его взгляд. И почему-то мне от этого не по себе.
А затем меня окатывают водой. До этого момента я не смотрела ниже, на его руки. Не видела ведра и не ожидала подвоха. Я вздрагиваю, подскакивая на ноги, и шумно вдыхая от неожиданности и холода. У меня и так зуб на зуб не попадает, а он тут ещё и водой плескаться решил! Вот же сволочь. Я открываю было рот, чтобы сказать ему пару ласковых об уровне его гостеприимства, однако тон, которым он говорит, и то, что он делает дальше, заставляют меня осечься. За считанные мгновения я ощущаю такую удушливую волну паники, что холодеют конечности. Я попала. Я в полной заднице. Ещё прежде, чем моё сознание выдернет из вороха картинок прошлого статьи отчима и незнакомец станет очень даже знакомым, понимаю, что мне стоит следить за тем, что я говорю.
- З-зачем? - заикаюсь я не специально, от холода. Думаю, не сложно это понять потому, что кожа покрыта мурашками и мои руки слегка дрожат, хотя я и не держу ничего: вибрация довольно ощутима.
- Зачем я здесь? Уверена, не без причины и не случайно. Он не авантюрист, решивший развлечься таким образом. Он не взволнован моим нахождением здесь. Для него это будто бы нечто само собой разумеющееся. И от него веет спокойствием и холодом. Таким сильным, словно это из-за него меня сейчас прошибает озноб.
- Нормально, - "о" в этом предложении выходит какой-то уж слишком длинной и в этот момент я делаю шаг назад, заметив в его руках нож. На этот раз я более внимательна, но не уверена, что мне это чем-то поможет. Он встаёт в свет подвальной лампы и она освещает его лицо. И в этот момент память бросает в меня вырезками с рабочей стены Бена.
- Б-Бьёрк, - воздух в лёгких как будто заканчивается. Что этот человек здесь делает? Что от него хотел Бен? Что за статью он собирался о нём писать? Я не помню. Я правда ничего не помню, кроме того, что он говорил, что это будет сенсация, если у него всё получится. Кажется, что-то пошло не по плану, да? - Вы мистер Бьёрк, верно? Вы ведь бизнесмен, да?
Эта информация должна бы меня успокоить. Но нож в руках мужчины не внушает спокойствия. И я не могу расслабиться, нервно кривя губы в подобии улыбки и ожидая, что сейчас всё прояснится. Что я что-нибудь поняла не так. И всему этому есть разумное, совершенно не стрёмное объяснение. Бен - криминалист. И если на его рабочем стенде висели фотографии с Бьёрком, значит, он в чём-то его подозревал. Или только пытался что-то нащупать. Понятия не имею, но он не пишет о хорошей работе ресторанов. Зато вот о незаконном обороте денег, о наркоторговле, о взятках и тому подобном - вполне. Не знаю, что приписывается этому человеку, но очень боюсь, что вскоре могу получить ответ от него лично.

Здорово. Значит, чтобы узнать что-то, мне ещё и разрешение на этот интерес нужно получить? В какую же дыру меня занесло. Как мне могло настолько сильно не повезти? Впрочем, я знаю. Кажется, знаю. У всего есть логическое начало и исход. Никогда не верила ни в какие религии, так уж вышло, что с детства не привили. Но понятие кармы для меня очень ощутимо. Особенно, когда происходят такие вещи. Если бы я задалась вопросом о том, за какие такие проступки мне досталось подобная неприятность, думаю, я знала бы верный ответ. Я совершила не мало плохого за всю свою жизнь. И в последние месяцы всё становилось хуже и хуже. Что если бы Уэйна не забрала вовремя мама? Если бы он упал и разбился? Или умер от голода? Или если бы я накормила его какой-то дрянью, не соображая, что делаю? И это лишь верхушка айсберга моих укоров. А этот человек - тот, кто эту глыбу сотрёт в порошок. Вместе со мной. Он ещё не сказал ничего о том, что собирается со мной делать, но я отчего-то чувствую всем своим нутром, что если и покину этот подвал, то лишь вперёд ногами. И возможно ещё и по кусочкам. Иначе зачем этому верзиле столько ножей?
Я делаю ещё пол шага назад. Слежу за тем, как меняется выражение его лица и чувствую, что лучше бы прикусила к себе язык, чем сказала ещё хоть слово. Он не ожидал, что я узнаю его. И он определённо точно недоволен этим. А ведь ещё раньше я уже вызвала в нём недовольство, спросив его. Откуда мне было знать заранее, что этого делать нельзя? Теперь я знаю, знаю. Я заткнулась. Видишь? Только не подходи ближе...
Но он не слышит моих мыслей. А если бы и слышал, уверена, ему было бы плевать. Потому, что уже в следующий момент он толкает меня и я падаю навзничь, ударяясь спиной и затылком. Чувствую, как рёбра сдавливают мои лёгкие и я уже не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я ещё не успеваю прийти в себя, как он хватает меня рукой за лицо, больно сдавливая пальцами. И так же, как они впиваются в мои щёки, будто желая продырявить их насквозь, я впиваюсь в него взглядом, буквально кричащим о том, что я поняла свою ошибку, я больше её не повторю. Всё внутри словно содрогается, и я уже не знаю, от холода ли это, от того ли, что я ударилась, падая или из-за его слов. Я дёргаю руками, слабо и бессильно, вместе с тем бестолково, в этот момент осознавая, что он придавил цепь. И мысленно радуюсь тому, что он придавил не меня, потому, что я и так едва могу вдохнуть. Чувствую, как на глаза накатывает пелена слёз. Твою мать. Твою мать! Это худшее, что со мной случалось в жизни. Так ведь?
Я отрицательно мычу, боясь пошевелить головой. Да и даже если бы решила, то не смогла бы - так крепко держат его пальцы. Чувствую, как кожа под ними уже начинает гореть. Без синяков не обойдётся. Куда больше меня волнует нож в руках Бьорка, и, тем не менее, смотреть я могу лишь ему в глаза. Жутко отвести взгляд, словно именно в этот момент он и нападёт.
Вот только... нападёт он в любом случае.
- Угу, - ну, или что-то похожее на это, потому, что что-то более внятное не даёт произнести его рука. Он мне челюсть сломать хочет? Потому, что я готова поверить, что мои зубы и кости раздробятся под его рукой. Нажмёт ещё немного сильнее и они хрупнут, словно из тонкого льда сделанные, превратятся в сплошное крошево. Не хочу этого. И не хочу, чтобы он зашивал мой рот. Чёрт возьми, что у него вообще в голове происходит? Он ненормальный? Почему зашивать? Почему не заклеить скотчем, например?! Вставить кляп, верёвку, да что угодно. Почему из всех возможных вариантов он выбрал именно "зашить"? Не случайно, я чувствую. И от этого мурашки ползут по коже. Хотя учитывая то, что я и так была ими покрыта, это уже какие-то мурашки на мурашках выходят. Чёртов новый уровень страха.
На новый вопрос я отвечаю прикрыв глаза. Ненадолго. Открываю их тот час же, как он убирает руку. Не понимаю, почему. Разговор закончен? Он сейчас уйдёт? Я заглядываю в его глаза, а там - мрак, как будто в омут заглянула. И я по прежнему не могу не смотреть в них, даже когда чувствую, как лезвие рассекает кожу. Острое. Кожа поддаётся и расходится легко, легче, чем масло. Несколько крупных градин соскальзывают, стекают по щекам вниз. Это не настолько больно, чтобы из-за этого плакать. Но это настолько страшно. И только хуже дальше.
Я дергаюсь - впрочем, безрезультатно - когда он наклоняется ко мне. Ощущаю, как его горячий язык проходится по моей ключице. Он точно ненормальный! Это ни хрена не вопрос. Он отдаляется, но недостаточно. Я чувствую на коже его дыхание, и его глаза так близко, что кажется, тот мрак, что живёт где-то у него внутри, в мыслях, в душе, в сердце, являет собой всё его существо, вот-вот выплеснется оттуда наружу и войдёт в меня. А я захлебнусь. Потому, что это не то, что может переварить другой человек.
- Нет, - произношу одними губами, почти без звука, но уверена, что он поймёт, что я сказала. Я не могу ответить "да", потому, что это будет ложью. Страху, твою мать, страшно будет, если он столкнётся с Бьорком. Слово "страшно" - слишком приземлённое и плоское для того, чтобы передать тот бешеный шквал эмоций, который бушует внутри меня. Я знаю, он может понять это неверно. Решить, что я блефую, пытаюсь разозлить его или просто сама себе вру, но у меня язык не поворачивается согласиться.
- Для этого, - я говорю тихо, отрывисто, и чувствую, что мой голос дрожит так, словно я лежу не на бетонном полу, а на активно работающей стиральной машинке, - вам пришлось бы убрать нож.
Мне было страшно, пока он не толкнул меня. Пока не направил на меня нож. Пока не пообещал зашить мне рот. И я не знаю определения тому, что чувствую сейчас. И я боюсь вдохнуть. На этот раз не от боли - она отступила и притупилась - а потому, что не знаю, могу ли я вообще это сделать. Не убьёт ли он меня за то, что я рискнула сказать больше, чем простое "да" или "нет", хотя, конечно, он совсем не ждал второго. Лучше бы я и в самом деле просто молчала.

Стоило бы сразу догадаться, что юмора он не оценит. Хотя я ведь даже не шутила. Накал страха, что я ощущала, был явно выше обычной отметки и характеризовать его подобным образом мне казалось неправильным. Вот что, чёрт возьми, мешало мне просто сказать "да"? К чёрту вольности. Здесь как на уроках в школе. От тебя ждут четкого ответа, а все полёты фантазий стоит оставить для хобби. Вот только пытки в школе были метафорическими, а здесь, очевидно, будут буквальными. Я всю жизнь мастерски притягивала к себе неприятности, но по большей части не слишком крупные. Было пару особенно хреновых моментов, но каждый раз мне как-то удавалось выкарабкаться и остаться не только живой, но и непричастной. А вот теперь, похоже, удача всё-таки окончательно повернулась ко мне своей филейной частью.
Я даже сообразить не успеваю, что он собирается сделать, как ударяюсь головой о пол. Приятного мало, но на этот раз хотя бы я всё ещё в состоянии дышать. Правда очень хочется схватиться руками за затылок, потереть болящее место и выяснить, нет ли крови, а если есть, то, очевидно, идти к врачу . Однако руки по прежнему прижаты к полу этим психом, к врачу меня никто не доставит (чую нутром) даже если он мне череп проломит, и посему мне только и остаётся что тихо застонать, мысленно задаваясь вопросом о том, за что мне это.
Вынуждена приоткрыть глаза и смотреть на него, потому, что не знаю, чего ожидать. Открытые глаза не восполнят эту пустоту, но так почему-то спокойнее. Хотя это тоже небольшой самообман. По сути, то, что я увижу, что он сделает перед тем, как это произойдёт, не отменит боли, и страха тоже не уберёт. Тогда зачем я продолжаю смотреть, словно загипнотизированная?
- Это ваш план? Порезать меня на лоскуты? Это меня ждёт?
Не хочу. Не надо. Это слишком. Пусть лучше просто сразу убьёт. Мне всё равно как, лишь бы быстро и без особых мучений. Не хочу время смиряться, обдумывать свои ошибки, вспоминать о прошлом и о чем-то жалеть. Это же всё просто охренеть как жутко. Есть ли у меня хоть какой-то шанс выбраться отсюда живой? Не знаю, не чувствую этого. Если бы не было его, я бы ещё под думала над вариантами типа того, чтобы расшатать крепление, выдернуть наручники, сломать замок, открыть дверь. На всё это ушла бы куча времени и моих сил. Не факт, что мне бы поддался каждый этап, да хоть какой-то из них, учитывая то, что я только руки в кровь ободрала, пытаясь снять наручники. Но он здесь есть. И это гарант того, что я не выживу. Я всё же надеялась, что проживу немного дольше. Наверное. Зачем только употребляла, в таком случае? Может, если бы не была в отключке, то смогла бы сопротивляться, когда он забирал меня из дома. Это же был он? Да, в таких делах не должно быть подельников. Свидетели никому не нужны. Но теперь уже поздно об этом думать.
Я вздрагиваю, жмурюсь и дрыгаю ногами, в попытке попасть по нему, отпихнуть от себя, но этот гад сидит слишком неудобно, или это я неудачно лежу. Не знаю. Но лишь рассекаю воздух, а цели так и не достигаю. Открываю глаза, в уголках которых блестят слёзы, и, крепко сжав зубы, уставляюсь на него. Я думала, он будет использовать нож. Теперь его арсенал расширился. Кожа на месте пореза горит. Это не так больно, как могло бы быть, тот же удар головой был сильнее, но я понимаю, что хуже может быть. И будет. Независимо от того, как я стану ему отвечать. Так почему я должна подчиняться? Просто потому, что инстинкт самосохранения нашептывает мне подчиниться? Так и есть. Голос буквально гудит у меня в голове: не делай глупостей, скажи ему то, что он хочет. И мне бы ответить, мне бы объяснить этому голосу разума, что разницы никакой нет.
- Пошел в жопу, - тихо цежу сквозь зубы. Мои глаза широко раскрыты. Боюсь даже моргнуть. И жду, что он сделает. Опять порежет? Ударит головой об пол? Снова закурит? Или сделает что-то новое? К примеру, перейдёт к части с лоскутами и решит скальп снять. ну, а что? Он явно чокнутый.
- Ты ведь всё равно убьёшь, на кой черт мне тебя слушаться? Проживу дольше? А ради чего? Ради большего количества изощрённых пыток, представить себе которые мой разум пока не в состоянии? Так нет уж, спасибо, уж лучше разозлится и убьёт меня быстро. Я не против. Нет, серьёзно, при таком раскладе быстрая смерть - дар господень. Я не хочу умереть. Но ещё больше я боюсь что перед смертью мне придётся пережить невообразимую боль. И так как я не в состоянии придумать план в котором я выхожу победительницей, по крайней мере, я должна попытаться облегчить свою участь.
Слушаться его означало бы так же признать поражение. Не сомневаюсь, что - если он не покончит со мной сейчас - в какой-то момент мы дойдём до этого. И я скажу то, что он хочет просто потому, что у меня не останется в голове ни единой мысли. Буду ли я осознавать себя в это время? Не хочу знать. Я бы предпочла отключиться, исчезнуть отсюда, оставить это тело бессмысленной безвольной куклой, и пусть развлекается и режет хоть на миллион кусочков. Но у меня не будет такой возможности. Куча ножей. Доберись я до них и я могла бы покончить с собой на своих правилах. Если бы мне хватило смелости я бы могла напасть на него, но это было бы слишком самонадеянно. Даже если у меня будет нож, а у него его не будет, я проиграю. В лучшем случае я его пораню и разозлю. На этом всё. Я ощущаю бессилие. Я вообще всегда довольно быстро опускала руки. Так я здесь и оказалась, верно? Словно кто-то надо мной подсветил лампочку о том, что я ничтожество, которое не жалко стереть в порошок. Чувствую, как меня вновь пробивает дрожь. Жалкий конец. Ничего другого я и не заслуживаю, так ведь? Взгляд устремлён на Бьорка, в ожидании нового удара.

Точно. Не раскрывать рта без приказа. Раскрывать его по приказу. Чёрт, если бы это означало то, что я останусь жива или меня хотя бы убьют не мучая перед этим - нет вопросов, я бы покорилась. Я бы действительно согласилась на лёгкую смерть, ведь это в любом случае лучше, чем то, что предстоит мне. Не хочу даже думать о том, что он может придумать. Меня и своя фантазия пугает, а у него в этом и опыта больше, и в изощрённости он наверняка мне фору даст. Поэтому, нет, чёрт возьми, не хочу думать. И проходить через это тоже не хочу. Но я не думаю, что у меня есть хотя бы шанс выбраться отсюда. Надо будет подождать, пока он уйдёт и попробовать найти способ - нет, не сбежать - покончить с собой. Уйти на своих условиях и без мучений. Пока не знаю как, но ничего, я обязательно что-нибудь придумаю. Он ведь не может здесь вечно торчать, так? В какой-то момент ему понадобится уйти. Захочется поесть, поспать, поссать. Может, появятся дела поважнее, чем я. Так или иначе, он оставит меня в одиночестве. Жаль только, что я не буду знать наверняка, сколько у меня есть в запасе. Так что надо будет действовать быстро.
А сейчас необходимо как-то продержаться до этого момента. Не уверена, что смогу, но выбора у меня всё равно нет, так что придётся. Вот бы только подумать о чём-то хорошем. Буду думать об Уэйне. О том, что он сейчас делает. Наверное, сейчас он с бабушкой. Сейчас день или ночь? Не знаю, сколько я уже здесь. Наверное, день. А значит они гуляют где-нибудь в парке. Под тёплым солнцем. Он играет в песочнице с другими детьми. Строит что-нибудь лопаткой. Улыбается чему-нибудь и заливисто смеётся. Как же я скучаю по его смеху. Какая же я была дура.
Да нихера не заманчивое! Я прикусываю себе язык. Да, я уже жалею о том, что сказала это. Бросаться громкими словами не сложно, но вот огребать за них - совсем другое дело. Всё внутри меня сжимается в один комок и холодеет, когда мужчина тащит меня к стене. Очень хочется просить его не делать этого, остановиться, пожалеть меня или что-нибудь из этой серии, вот только я уже поняла, что это хреновая идея. Ни черта мои мольбы его не разжалобят. Будь он склонен испытывать сострадание, выбрал бы какой-нибудь более гуманный способ убийства, не пытал бы меня. Одно дело когда мучают других, чтобы выпытать информацию. Но ему от меня ничего не нужно. Кроме, разумеется, моих страданий. Он делает это в своё удовольствие. Я прямо чувствую, я вижу этот блеск в его глазах. Как у маленького ребёнка, которому подарили конструктор. И вот он переставляет эту детальку туда, эту детальку сюда: они стыкуются и он ликует. А Бьорк счастлив, причиняя другим боль. И мне охренеть как не повезло оказаться его конструктором. Не сомневаюсь, что он в состоянии разобрать меня на запчасти и поиграться как в "лего". Больной ублюдок. Интересно, отчим знал о том, на чей след напал? Он понимал, насколько серьёзен и опасен его противник или его желание прищучить Ивара обуславливалось какими-нибудь финансовыми махинациями? Ведь едва ли эта сущность лежит на поверхности. Иначе бы его уже очень давно повязали. Тем не менее он здесь. И, что ещё хуже, здесь я.
Поэтому я просто мычу, выражая испуг и протест, которые боюсь озвучить вслух. Рычу, сквозь сжатые зубы. Чуть меньше страданий?! Очень, блять, милосердно с его стороны. Я охереть как расчувствовалась. Сейчас вот запрыгаю от радости, пусть только цепь отпустит. Я зла, напугана и зла, потому, что то, что он делает дальше нихера хорошего не предвещает. Сучу ногами, пока не замечаю в его руке нож. Это как-то сразу отбивает желание шевелиться. Ещё напорюсь на лезвие. А мне этого удовольствия и без того хватит. Поджимаю губы, чтобы заставить себя молчать, прикусываю губу изнутри, сверля его ненавидящим взглядом. Сволочь. Больной кретин. Морщусь и отворачиваю голову, когда он надавливает мне на ногу. Когда он закидывает вторую ногу себе на плечо, я успеваю подумать, что дотрынделась. Что сейчас он меня трахнет. И я даже не сомневаюсь, что мне это нихуя не понравится.
Но нет. Вместо этого я ощущаю жгучую боль на бедре.
Дёргаюсь, устремляя на мужчину взгляд и вновь заглядывая в этот чёртов омут. Все бесы там. И я чувствую, слышу цокот их сраных копыт, когда он проводит ножом во второй раз. Ощущения непередаваемые. По щеке быстро скатывается слеза, а во рту ощущается металлический привкус: похоже, я прикусила губу и даже не почувствовала этого, потому, что все ощущения перетянул на себя Ивар.
Я медлю, когда он задаёт вопрос. Не знаю даже, могу ли я ответить сразу или он предполагает, что это должно происходить только после того, как он скажет непосредственно что-нибудь вроде "можешь говорить"?
- Три, - сука. Как ты такой тронутый получился-то, а?! Как вообще можно быть настолько ненормальным? Почему его не заметили в детстве, не замели в какую-нибудь лечебницу для душевнобольных? Я не знаю, чёрт возьми, такому монстру не место среди людей. И я жду третий порез. Короткий промежуток времени, когда я знаю, что будет дальше. Потому, что потом - пустота. Но я не могу сказать, что знание принесёт мне облегчение. Ни черта. Это вообще не помогает. Я снова зажмуриваюсь и переношусь мыслями к Уэйну. Хочу увидеть его ещё хотя бы раз. И мысль о том, что этого никогда не произойдёт ранит не хуже, чем его нож.

Он издевается! Ещё и посмеиваться надо мной время находит, словно бы ему мало того, что он со мной тут вытворяет. И это ни черта не честная игра. Я же даже сдачи попытаться дать не могу. Я бы посмотрела на его выражение лица, если бы мы поменялись местами. Как бы он смеялся, какие бы шуточки отпускал? Наверняка сдулся бы как шарик, проткнутый чем-то острым. Я бы его с радостью чем-нибудь острым ткнула, сволочь, чтобы знал, каково это, прежде, чем причинять другим людям боль. А то всё ему шуточки...
Я дышу тяжело, и молчу, хотя мне очень даже есть что сказать ему. Но это того не стоит. За ненароком брошенные слова можно огрести сверх меры, а я и так уже побила все лимиты по испытанному ужасу. Мне кажется, что так недолго и умом тронуться. Но безумие не наступает, словно издевается: сознание ясное, чище некуда. И помимо дрожи от холода, которая к этому моменту отошла на второй план, я чувствую каждое его прикосновение, а они у Бьорка чертовски болезненные, потому, что он любит играться с острыми предметами. Родители, видно, мало в детстве по шее давали, вот и вырос, полагая, что ему можно всё, что захочется.
Ничего я ему не предлагала! Вот чего он всё изворачивает на свой манер? И я ведь даже не могу рта открыть, чтобы сказать ему, что это вовсе не так. Потому, что до меня уже дошло - доходчивее просто некуда - что будет, если я хоть слово лишнее скажу. И я не хочу, совсем не хочу, чтобы это продолжалось. Но он продолжает резать и я рычу от боли сквозь крепко стиснутые зубы. Странно, как они ещё друг о друга не раскрошились, мне кажется, напряжение просто дикое. Как вообще что-то подобное может хоть кому-то удовольствие приносить? Это настолько ненормально, что у меня просто в голове не укладывается.
Я вскидываю брови. Предложить ему что-то? Что за бред. К чему это вообще сейчас? Что за дополнительная пытка ложной надеждой на то, что якобы есть какая-то лазейка? Нет её, я это прекрасно чувствую. Всем своим нутром ощущаю. Впрочем, не так явственно, как новый порез, заставляющий меня вновь закусить губу до крови.
Что я могу предложить? В голове пусто. Просто перекати поле такое от одного края до другого катается, стучится о края и эхо создаёт. И это эхо даже громче, чем мой собственный крик. Перестань. Просто перестань, хватит. Мне уже достаточно. Я хочу сказать это, но не могу. Даже когда он даёт разрешение говорить. Просто потому, что он не этого ждёт. А я не знаю, чего он желает вообще. Что мне сказать, чтобы не разозлить его ещё больше? Я ведь совсем не такая храбрая, какой хочу казаться ему или себе самой. 
Казалось бы, вот он, решающий момент. Что если бы я могла выдать что-то такое, что он передумал бы мне вредить? Нет, нет. Глупость какая. Зачем я себе вру, зачем себя обнадёживаю? Это ведь ничего не даст. Никаких шансов. Вообще. Из таких ситуациях выбираются только в фильмах, где в самый подходящий момент в дверь вламывается отряд и какой-нибудь агент спасает свою возлюбленную. Вот только нет у меня никакого парня, и в особенности способного на нечто подобное. Мой отчим журналист, а не боец, он не рискнёт сунуться вслед за мной, даже если будет знать куда идти. Ему будет страшно. И я это вполне понимаю, потому, что я тоже боюсь. И я очень хотела бы, что бы был кто-то, кто протянул бы мне руку помощи. Но это не случится. Моя книга закончится на очень плачевной ноте. Но едва ли в этом виноват только Бьорк.
- Ты и так можешь взять всё, что хочешь.
Я снова смотрю ему в глаза. Что, разве не так? Неужто ты сам считаешь иначе? Не думаю. Просто очередная издёвка. Ложная надежда. Лишь для того, чтобы можно было её по новой отнять. Но я не предоставлю тебе такого удовольствия. Увы, по натуре я та ещё пессимистка, так что в принципе не верю в счастливые исходы.
Если кто-то здесь что-то и может дать, так это он мне. И я устану перечислять, что это может быть, но бесспорно одно - в списке "положительных" моментов не будет ни одной строки. Хочу попросить не мучить меня и просто убить. Ну, он же в любом случае это сделает, так ведь? Так почему бы не остановиться на этом? Разве мало того, что я уже испытала? Но наверняка, если я озвучу эти просьбы, я получу полностью противоположный эффект.
Я продолжаю метаться между желанием испортить ему удовольствие, выбесить его как можно сильнее, чтобы он слетел с катушек и убил меня раньше, чем запланировал. И необходимостью потакать, для того, чтобы... не знаю, что, наконец? Смириться с этим? Принять свою роль жертвы, дать ему сделать то, что он собирается. Он ведь не случайно появился на моём жизненном пути, чтобы положить ему конец. Нет, не верю в такие совпадения. Я осталась в тени в первый раз, когда погиб человек, хотя и была причастна, я во второй раз избежала правосудия, хотя потворствовала преступникам. Потому, что мне не хватило силы воли сдать их в полицию. И ради чего? Ради Уэйна! Чтобы не терять его. И в итоге сама же его от себя и оттолкнула, подсев на наркотики. Если бы я сейчас отбывала срок в тюрьме, никакой бы Ивар до меня не добрался. Но я осталась на свободе. И это... это грёбаная карма, не иначе. За всё дерьмо, которое я совершила в жизни. 
- Просто накажи меня. Сделай то, что должен. У каждого своё предназначение, верно? У него своё, у меня - своё. Мне не хватит силы духа пройти его с достоинством, я знаю, что не выдержу в таком темпе долго. Просто буду надеяться, что в какой-нибудь момент умру от болевого шока, прежде, чем он наиграется, перечеркнув ему все планы. Было бы просто шикарно. Возможно, это лучший выход в моей ситуации.

Зачем он делает то, что делает? Зачем ему моя кровь? Он себя вампиром каким-нибудь считает? Ну, а что, у него явно не все дома, почему бы не быть ещё и какому-то странному закидону. Конечно, скорее он какой-нибудь фетешист и кровь возбуждает его сама по себе. Это неприятно и жутко. Почему я не могу сделать ничего, для того, чтобы его остановить? Если бы только я была сильнее...
Или, может, если бы только я была умнее, то не попала бы сюда. Или даже я не знаю что именно должно было быть другим, чтобы наши пути не пересеклись. Но, наверное, слишком уж многое. Не каждый умирает от рук маньяка. Большинству людей достаётся нечто более... "стандартное", не обязательно более спокойное или безболезненное, но точно не такое дикое. Волосы просто дыбом от него становятся, и мне только хуже от мысли, что это лишь начало, что дальше будет только хуже. И я понятия не имею, сколько это продлится. Есть ли вообще смысл спрашивать его почему он выбрал именно меня или просто смириться с тем, что меня настигла вселенская справедливость в крайне изощрённой форме?
Напрягаюсь только сильнее, когда он разрезает одежду, а потом принимается меня лапать. Что? Всё-таки решил меня трахнуть? Какого чёрта... Впрочем, к чему задаваться этим вопросом? Он ведь уже ясно дал понять, что будет делать всё, что ему в голову взбредёт. И вот сейчас, очевидно, ему захотелось секса. И я даже не знаю, это хуже, чем то, что он делал до этого или нет? По крайней мере в таком поведении есть хотя бы какой-то смысл. Это более естественно, нежели желание полосовать другого человека. Но разве от этого мне будет легче? Сомневаюсь, что он будет со мной нежен. Нет, конечно, секс - очередной инструмент в его карусели пыток, и мне какого-то чёрта не повезло на неё попасть.
Рычу сквозь плотно сжатые губы, когда он сжимает мою грудь. Не хочу чувствовать его руки. Не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Но то, что он делает теперь, вызывает во мне куда больше негодования, нежели страха. Последний, впрочем, не отступил, просто стал глуше, потерялся на фоне. Я пытаюсь выкрутиться, но бесполезно, потому, что Ивар всё равно продолжает делать то, что начал.
Не хочу возбуждаться. Я этого и не чувствую. Мне не нравится то, что он делает. Но организм, похоже, склонен путать страх с возбуждением, так что у него всё равно получается добиться желаемого. И, словно того, что он собирается сделать недостаточно, он ещё и говорит о том, что, возможно, я проведу тут несколько месяцев. Несколько месяцев, прежде, чем он меня всё-таки убьёт. Месяцев! Совсем с ума сошел? Я не могу этого допустить. Не буду есть и пить и умру от обезвоживания или жажды. Что, думает, Я позволю ему мучить меня так долго? Попробуй отвернись и я тебе весь кайф обломаю. Убью себя прежде, чем это сделаешь ты. Ненавижу.
Я тяжело и шумно выдыхаю, когда он толкается внутрь. Ну да, конечно, к чему любезничать? Да и с чего бы вдруг ему в этом быть со мной осторожным, если его не смутило резать меня ножом и сигаретой прижигать? Я плотно сжимаю губы и зажмуриваюсь, отворачиваюсь от него. Не хочу смотреть. Раз уж не чувствовать я не могу, то по крайней мере не хочу видеть его рожу.
Это не первый раз, когда со мной происходит нечто подобное, и под этим, конечно, стоит подразумевать анальный секс, а не изнасилование. Сейчас как-то сразу переоцениваю всех своих предыдущих любовников. Их было не так что бы очень много, но сравнить всё же есть с чем. И даже самые пресные теперь кажутся просто высококлассными. Уж на его-то фоне! Вот уж точно, мать его, размер не главное...
- Сука, - через приглушенные стоны и рычание всё же выдаю я. Чувствую, как по щекам скатываются слёзы, но просьб о пощаде он от меня точно не дождётся. Как минимум потому, что смысла в этом всё равно нет, он ко мне не прислушается. Я знаю, что мне стоило бы держать рот закрытым, но если быть честной с самой собой - мне было приятно это сказать. И пусть я потом об этом пожалею, в этот момент это уже не важно.
Хочу отключиться, но сознание меня не покидает. Да и он не позволил бы мне пропустить даже часть этого представления. Но как же сложно отвлечься от этих болезненных ощущений. И вообще, какого чёрта у него такой большой? Было бы легче, будь как у моих бывших, но нет, вот именно сейчас судьба решила подкинуть мужика с внушительным членом. Что вообще за несправедливость?
- Ненавижу, - цежу сквозь зубы, жалея о том, что не предложила ему оральный секс. Тогда бы, может, была бы возможность укусить его, а лучше и вовсе откусить нахер. Было бы просто прекрасно. Вот даже интересно, во второй раз это сработает?
В какой-то момент этих бредовых размышлений, я всё же проваливаюсь в спасительную черноту бессознанки. В этот промежуток я не чувствую и не боюсь, и я бы с радостью там осталась, если бы только могла. Но, увы, теперь в моей жизни от меня такие вещи не зависят. Не сомневаюсь, что он приведёт меня в чувства и мы продолжим. И продолжать будем ещё очень и очень долго. Возможно, месяцы. Мне жутко от одной только мысли об этом. Ну, вот зачем, нахрена ему столько? Надо как-то надоесть ему. Знать бы ещё как. Мне нужна другая тактика. И, сдаётся мне, у меня будет возможность подумать над этим. Разумеется, если не удастся покончить с собой, потому, что это план "а", и я возлагаю на него большие надежды.

Не хочу приходить в себя. Совсем. Можно, пожалуйста, остаться в этой темноте? В этом прохладном небытии, без чувства страха, без боли, без гнетущих мыслей о том, что мой лучший шанс - это наложить на себя руки. Совсем не хочу возвращаться. Но несколько шлепков по щеке возвращают меня в чувства. Я приоткрываю глаза, с неистовым разочарованием вновь видя перед собой лицо Ивара. Несколько мгновений уходит на то, что бы понять, что всё уже закончилось. Я пропустила конец представления. Такое чувство, что внутри всё горит, но это мелочь, по сравнению с оставленными мужчиной порезами. Выходит, это было нечто вроде прелюдии? Его такое заводит, да? Стрёмно, на самом деле. Раньше думала, что это всё выдумки и преувеличения, ну, про садистов. И вот она, уникальная возможность, узнать на личном опыте, что всё взаправду. И, может, даже хуже той правды, которую я знала.
Я поджимаю губы, слушая его. Не могу отвести взгляд. Не в состоянии избавиться от желания вновь расплакаться. Однако, когда мужчина делает такое предложение, во мне словно что-то щелкает. Издевается опять, да? Чувствую, как шуршащим комком в горле зарождается смех, но заставляю себя молчать, не издать ни звука. Он же уроет меня за это, можно даже не сомневаться. К тому же, это вовсе не смех радости, просто накатывающая истерика. Но я боюсь, что услышав не то, что он от меня ждёт, мужчина передумает завершать наш сегодняшний "сеанс", изменит своё решение дать мне что-то.
Да и вообще. Что именно я могу попросить? Три вещи. В голове столько вариантов, и я не могу ухватиться за какой-то один из них. Он ждёт ответа сейчас или даёт мне время подумать? Он сейчас уйдёт и оставит меня? Когда он вернётся? Что если к тому моменту я так и не решу, что мне нужно? И не будет ли в этом подвоха какого-то? Ну, вроде как я попрошу его о воде, а он её полностью исключит. Вроде как услышит от меня то, что мне нужнее всего и лишит этого.
- Поняла.
Урок с тем, что бывает, если не отвечать на вопрос или отвечать тогда, когда не спрашивают, я уже усвоила. Впечатлений мне хватит не только на этот день. Хватило бы на всю жизнь, если бы она вообще у меня осталась. Я вымотана. Но, если честно, не думала, что мы прервёмся пока я ещё буду соображать, что происходит.
Это как глоток воздуха, после невозможности всплыть. Но мне не стоит расслабляться. Потому, что завтра он придёт снова. И может придумать что-нибудь ещё. Нечто более жуткое. Впрочем, даже если бы Ивар решил повторить то, что было сегодня, легче мне бы от этого не стало. Думаю, легче мне уже не станет в принципе. Мне стоит забыть об этом.
И вот ещё одна фраза. Что он делает? Хвалится, что ли? Чего от меня ждёт? Мой взгляд полон напряжённого непонимания. Не рискую даже пошевелиться, потому, что не знаю, что последует за этим. Я должна что-то сказать или он проверяет, умею ли я молчать, когда меня не спрашивают? Его взгляд полон ожидания. Нет, он всё же хочет что-то услышать.
- Спасибо, - больше вопросительная, нежели утвердительная интонация. Он доволен собой, я это вижу.
Три вещи, чёрт подери. Любые ли? Если я назову мыло, верёвку и табуретку, неужто он их мне принесёт? Нет, он не даст мне этим воспользоваться, не поспособствует легкому побегу из жизни. Он сказал хорошо подумать об этом, а значит, если я скажу то, что ему не понравится, он может не сдержать своё слово и передумать мне что-то давать. Как же всё это, чёрт подери, сложно.

Я выдыхаю, кажется, только когда мужчина выходит из комнаты. Приподнимаюсь, подтягивая себя на руках ближе к стене, освобождаю цепь, а затем тянусь за своими джинсами. Хочется прикрыться. Но не из-за холода. Это ощущение пропало, сменившись жаром. Стираю со лба тыльной стороной ладони выступившую испарину и застёгиваю пуговицу, а затем просто ложусь и отрубаюсь. Ненадолго, в какой-то тяжелый сон без сновидений. У меня нет сил ни на что. Даже на то, что бы осуществить собственное желание уйти из жизни на своих условиях. Это ведь может подождать, правда?
Я просыпаюсь. Не знаю, как скоро. Такое чувство, что прошла всего пара минут, но у меня нет часов или окон, что бы это проверить. Ивара по прежнему нет, а мне становится всё жарче. Так что я снимаю футболку. Промакиваю ей влажное лицо, а затем сворачиваю клубком, чтобы положить себе под голову и снова попытаться уснуть, окунаясь в вязкое марево бредовых сновидений.
Такие пробуждения происходят из раза в раз, и, наконец, я теряю счёт времени. Несколько раз, проснувшись, я испытываю острую тошноту и озноб. Поднимаюсь, встаю на колени, сгибаясь над полом, пытаясь освободить желудок, но в нём уже давно ничего нет. Лишь отплёвываюсь ставшей до отвратительного жидкой слюной и снова опускаюсь на импровизированную подушку и ледяной бетонный пол. Сейчас эта прохлада подвала играет мне только на руку, но даже бетон под моей спиной вскоре пропитывается моим потом. Я словно в бане. Лежу на раскалённых углях. Периодически, прерывая поверхностный сон, меняю место, чтобы лечь туда, где попрохладнее. В итоге я забываю про свою футболку. Она мне не нужна. Плевать на неё.
Через какое-то время вспоминаю о воде в ведре. Подрываюсь, доползаю до него на четвереньках, и, подняв в подрагивающих от напряжения руках, выпиваю всё, что там есть, не думая о том, было ли чистым это ведро, была ли чистой сама вода. Всё это меня не волнует. Совсем ненадолго мне становится легче, а затем снова бросает в холод.
Я поднимаюсь на ноги, испытывая неприятное тянущее ощущение во всех мышцах. Моя голова пуста. Не могу ни на чём сосредоточиться. Теперь в голове мелькает лишь немой вопрос: даст ли он мне дозу, если я попрошу об этом? К чёрту три вещи, мне нужно всего две. Героин и шприц. Больше ничего не нужно. Только это. Я потираю плечи пальцами, иногда крепче сжимаю себя, чувствуя, как пробивает дрожью, и от этих ощущений деревенеет шея. То и дело захожусь кашлем и чихаю. Нос начинает "бежать", а глаза слезятся. На этот раз дело вовсе не в боли и не в жалости к себе.
Ненадолго унимаюсь, опустившись на пол и забившись в угол клубочком. Натягиваю обратно свою футболку, прячу под неё руки, плотно прижимая к телу, подтягиваю к себе ноги, желая сгруппироваться, хоть как-то согреться. И вновь отрубаюсь, но даже во сне меня не прекращает трясти.

Большинство этих тревожных, обрывочных состояний, незаслуженно именуемых мною состоянием сна проходили без каких-либо видений. Просто навалившаяся тяжесть, ненадолго смежившая веки и сковывая всё тело, будто свинцом. Порой мне и в самом деле удавалось отключаться, хотя, по большей части, я понимала, что прошло какое-то время лишь от того, что жутко затекала рука или нога. Всего несколько раз мне удалось отключиться по-настоящему, полноценно, со сновидениями. Вот только не сказать, что от этого был какой-то толк. Мне не снилось ничего внятного. Сперва я всё куда-то брела по коридору и никак не могла найти выход. Открывала дверь за дверью, а за каждой из них был ещё один коридор, и, кажется, это продолжалось целую вечность, пока я не проснулась. Без понятия, сколько это времени заняло в дальнейшем, но мне казалось, что спала я слишком уж долго, не смотря на то, что этот сон не принёс никакого облегчения. Следующее видение содержало в себе попытки проснуться и было таким же раздражительно тягостным, как пребывание в этом месте и попытки найти выход из лабиринта.
Очередной бессвязный, но наполненный пёстрыми картинками сон был прерван возвращением Ивара. Разумеется, в тот момент, когда мой сон прервался, а меня начало выбрасывать в собственное тело в холодный подвал, я ещё не понимала, что это он. Несколько мгновений я была уверена в том, что проснусь у себя дома, в постели. Вот только этого не произошло. И, полагаю, что не произойдёт уже никогда.
Вздрагиваю, приоткрыв глаза и уставившись на Бьорка. Я не ослышалась? Как он меня назвал? Солнышком? Очень смешно. Не знаю, что ещё было бы более неуместным в данной ситуации, нежели это. Плотно сжимаю губы, заставляя себя молчать, чтобы не ответить ему парой ласковых и не рассказать, что я думаю на счёт того, что мне снова приходится смотреть на его рожу.
- Не могу ответить тебе взаимностью, - и это самое сдержанное и спокойное на что я сейчас способна. Не знаю, ждал ли он, что я притворюсь и стану ему подыгрывать, но это немного выше меня. Язык бы попросту не повернулся сказать ему, что рада его видеть. Не уверена, что хоть в какой-нибудь вселенной это вообще возможно. Учитывая то, что я понимаю, что ждёт меня дальше, за его появлением, никак не могу подавить внутри себя нарастающий страх. Он ещё ничего не сделал, а меня уже колотит от ожидания боли. И старые порезы начинают ныть сильнее, словно по ним прошлись ножом по-новой.
Какая-то глупая, отдалённая мысль мелькает в голове: есть ли хотя бы шанс, что он перестанет это делать и при этом не убьёт меня?  Ну, вот, надоест ему и всё тут. Хотя, пожалуй, даже если вдруг ему это надоест, то он просто избавится от меня за ненадобностью.  Вот так простая логика глушила призрачные остатки надежды. И, пока я продолжала проматывать в мыслях возможно вероятные варианты своей кончины, до моего обоняния донёсся запах еды, практически сразу же повлекший за собой рвотный позыв. Не могу, не хочу думать о еде. Мне плохо от одной мысли об этом, так что ни сколько не стесняясь заглянувшего ко мне посетителя, я приподнимаюсь на локтях и пытаюсь вытошнить наружу свой желудок. С учётом того, что он предельно пуст, я лишь захожусь кашлем, а потом сплёвываю на пол и сажусь на колени, просовывая руки обратно в рукава и поправляя футболку, в попытках восстановить дыхание.
Я открываю было рот, чтобы сказать что-то ещё, но закрываю его, не издав и звука. Я прекрасно помню, что может быть за нарушение правил. А помимо этого я и вовсе не уверена в том, что мне стоило отвечать на его приветствие. Ну, он ведь не задавал мне никакого вопроса, а значит фраза ответа не требовала. И если у него плохое или - что, наверное, ни чуть не лучше - хорошее настроение, то он может наказать меня и за это. Так что с очень большой вероятностью я уже заработала свой "штраф" и мне совсем не хочется дополнительных. Ведь помимо этого, он всё равно заготовил для меня развлекательную программу на сегодня. И это его предложение с тремя вещами. Он ведь спросит меня об этом. А я не знаю, что ему ответить. Я ничего не придумала, потому, что не думала вообще. Мне было плохо и я стремилась забыться, отключиться и хотя бы немного поспать. Но всё, что приходит в голову сейчас, в судорожных попытках сообразить, я отметаю ещё на подходе. Во рту словно сдохла мышь, но, в целом, мне плевать. Допустим, я проживу здесь достаточно для того, чтобы мои зубы начали загнивать. Какая к чёрту разница, если это будут последние месяцы моей жизни? Если ему будет отвратителен запах у меня изо рта, думаю, он сам что-нибудь сообразит для того, чтобы это исправить. К чёрту. Мне хочется в душ, потому, что футболка и шорты пропитались моим потом, да и пахну я не слишком-то приятно. Но, опять же, это его неудобства, не мои. Я заметила здесь слив, ну, или что-то вроде того в углу подвала, так что наверняка он в состоянии затащить сюда шланг и окатить меня ледяной водой, если находиться рядом со мной станет невыносимо. Да и затащить в дом и сунуть под душ ему тоже ничего не помешает. А если не захочет - в сущности, опять же, плевать мне, если последние дни своей жизни я буду пахнуть как дохлая кляча. Подобные приятные мелочи повседневной жизни как средства личной гигиены мне откровенно не интересны, потому, что причин ради себя стараться у меня нет. Меня у самой себя тоже больше нет. А для него - нет, увольте. Мне плевать на его неудобства. Если ему нужно держать свою игрушку для битья в опрятном виде, пусть побеспокоится об этом сам. И это я ещё даже не начала думать о том, что здесь нет ни депилятора, ни восковых полосок. Ничего. Ну, то есть, вообще. Интересно даже, насколько он брезгливый и как скоро мой удручающий внешний вид станет его напрягать. А ведь от меня уже пахнет так, что рядом с собой в автобусе я бы точно не села.
Затем я замечаю кое-что ещё. Бутылку. С водой. Чёрт возьми, мне кажется, я могла бы залпом, не переводя дыхания, выпить её и мне было бы мало. Полагаю, я порядочно обезвожена. Но сомневаюсь, что он любезно даст мне попить. Ещё несколько мгновений я сверлю взглядом бутылку, а затем поднимаю взгляд на Ивара и слегка вздёргиваю брови вверх, будто бы спрашивая его о том, что он хочет за это. Безусловно, получить он может всё, что угодно. Но сейчас жажда кажется настолько удушающей, что я готова подыграть ему в любой его безумной затее. Полагаю, эта мысль продолжит пульсировать в моей голове до тех пор, пока я не почувствую боль, к примеру, от одного из висящих на стене ножей. Ну, или от чего-нибудь ещё. С каким-то полубредовым отчаянием я думаю о том, насколько всё было бы проще, будь он обычным насильником. Программа была бы ясна, требования понятны. Я могла бы научиться делать то, что он хочет и так, как ему этого хочется, подстроиться под него и терпеть всё это. Но к тому, что делал Ивар привыкнуть было невозможно. Я не думаю, что в какой-то день настанет момент, когда мне станет всё равно, что он делает.

Грубо?! Я чуть дёргаю вверх одной бровью, поднимая на него полный ненависти взгляд. Сжимаю губы плотнее, чтобы не дать прорваться и звуку, потому, что, кажется, вот сейчас рванёт и выплеснется наружу всё то, что я о нём думаю. А думаю я очень много нелицеприятных вещей, едва ли Ивар будет в восторге. И прямо вслед за этим очень сильно пожалеть о сказанном придётся мне. Не стоит ухудшать своё положение, оно и без того крайне ушлепышное. Стоит порадоваться хотя бы тому, что он решил просто разбудить меня, вместо того, чтобы, к примеру, нож в бок всадить. С него бы сталось.
И ведь даже еду мне принёс! Конечно, если бы Бьорк решил накормить меня прямо сейчас, я бы скорее отнеслась к этому как к очередной пытке, потому, как даже думать о еде тошно, но, в остальном, это было даже мило. В какой-то крайне извращённой форме, правда, но всё же. Жаль, что я совершенно точно не в состоянии оценить этот жест. Ни сейчас, ни вообще.
Я смотрю на него и жду. Ну, не потрепаться же, в самом деле, он ко мне пришел? Сейчас перейдёт к своим садистским штучкам. Что будет первым? Нож? Думаю, да. Учитывая их обилие, покрывающее стену, у него к данному виду оружия особая страсть. И, тем не менее, что-то он не спешит начать меня мучить.
Ишь, догадливый какой. Наблюдаю, когда он поднимается, а затем чуть вздрагиваю, когда он бросает бутылку. Но нет, он решает кинуть её именно мне, а не в меня. Медлю буквально пару мгновений, прежде, чем схватить её и, отвинтив крышку чуть подрагивающими пальцами, сделать несколько жадных глотков. Я не боюсь того, что там внутри может оказаться какая-то отрава. Говоря откровенно, я была бы этому искренне рада, но едва ли Ивар решит сделать мне такой подарок.
Обессиленно опускаюсь на пол, когда он выходит. Не закрывает дверь... почему? Чтобы вернуться снова в скором времени или же просто поиздеваться надо мной, как бы показывая, что я даже с открытой дверью не сбегу? Думаю, нет никакого смысла кричать и звать на помощь. Даже если его дом стоит не на каком-нибудь отдалённом участке, я всё равно нахожусь в подвале и наверху меня будет практически не слышно, за пределами этого дома уж так точно.
Лежу, переводя дыхание и крепко сжимая в руках бутылку. Напрягаюсь только когда вновь слышу его шаги, однако не нахожу в себе никакого желания подняться с пола. Не всё ли равно, где я нахожусь, если он перетащит меня туда, куда захочет? Вот пусть сам этим и занимаюсь. Тем не менее, когда мужчина выливает на меня шампунь - что становится понятно сразу из-за запаха - я поднимаюсь, устремляя на мужчину угрюмый взгляд. Ага, значит, всё же решил меня отмыть. Всё-таки брезгливый. Как же мучить свою игрушку, когда она пахнет мужской раздевалкой в разгар сезона, да? Пфф.
Вода оказывается тёплой. С учётом всего, что происходило здесь за последние сутки, это ощущение даже приятно. Я выпускаю бутылку из рук, но не спешу исполнять его приказ. Не потому, что я вдруг осмелела, а потому, что меня нет на это сил. Ни физических, ни эмоциональных. Хочу просто сидеть под потоком воды и ничего не делать. Вот только едва ли мне предоставят такую возможность. И в подтверждение моим предположениям, Бьорк выдвигает угрозу, которая как-то сразу придаёт сил.
Занятно, что я в любом случае приближаю пытки. Вымоюсь - начнёт пытать. Не вымоюсь - заставит раздеться и будет пытать. Тем не менее, первый вариант как будто бы даёт мне чуть больше времени. И хотя я понимаю, что в итоге всё закончится одинаково, я всё равно хочу оттянуть этот момент по максимуму.
Так что, глядя прямо ему в глаза, с вызовом, принимаюсь снимать с себя одежду. Мне от этого не по себе. От его взгляда. Но я уже начала, а потому и отвести его не могу. Снимаю сначала футболку, отбрасывая в сторону. Расстёгиваю лифчик и швыряю его туда же. Он наблюдает за мной, но и я тоже. Хочу понять, интересно ему или нет. Завожу ли его я, или же только возможность причинить мне боль? Даже и не сомневаюсь, что на эту роль сгодился бы кто угодно, но ведь сейчас в его подвале не кто-то другой, а я. А значит я ненадолго в центре внимания.
Следом - брюки. Бельё он вчера порвал, так что на этом всё заканчивается. Принесёт одежду, значит? Я касаюсь ладонью волос, вспенивая их, а затем разнося шампунь по всему телу. Мне нравится такое состояние не больше, чем ему. Тем не менее, получать удовольствие от водных процедур весьма проблематично, когда он здесь. Хоть бы в душ отвёл...
Но, не исключено, что невозможность покинуть это место даже ради таких мелочей - тоже часть пытки. Вроде напоминания о том, что я никогда не покину эту бетонную коробку. Мне вот интересно, что он будет делать, когда мне по большому приспичит? Оставит это ведро тут? О, если он такой чувствительный к запахам, то тяжко ему придётся. И поливать из шланга каждый день надо будет. С другой стороны, если я не буду есть, то и выходить нечему будет. А есть я не хочу - это уж точно. В ближайшее время моё состояние будет только ухудшаться и я прекрасно об этом осведомлена. Полагаю, что и он уже догадался об этом.
- Спасибо. Полагаю, он считает, что не относясь ко мне по зверски, он не просто ведёт себя как положено нормальному человеку, а делает мне огромное одолжение. И ему определённо нравится, когда я замечаю это и благодарю за это. Не уверена, что мне даёт хоть какое-то преимущество его хорошее настроение, но если плохое не гарантирует более быстрой смерти, то, может, хотя бы это? Я не пытаюсь как-то прикрыться. А смысл? Захочет разглядеть - разглядит, к стене прикуёт и рассмотрит всё, что будет нужно. Сегодняшний день наваливается на меня ещё большим грузом, потому, что я уже проснулась с мыслью о том, что я здесь. И что он решает, что со мной будет дальше. Вчера у меня, по крайней мере, было нормальное утро. Ну, как нормальное? Я была под кайфом. Обдолбалась и отрубилась на полу в спальне, не дойдя до кровати. Очнулась уже здесь. Так что, возможно, это было даже не вчера, а позавчера. Счёт времени потерян.
Сажусь, чуть поджимая под себя ноги и вновь чуть вскидываю брови, как бы спрашивая его: что дальше? Думаю, сейчас мне должно быть холодно, но я этого не ощущаю, потому, что меня вновь бросило в жар, и тот факт, что после душа я не завернулась в полотенце просто уравновешивает моё состояние.

Я смотрю на него напряженно. И только коротко и рассеянно киваю на его слова. Да, не давал. И я отлично помню об этом. Но, похоже, риск себя оправдал. Не знаю, как в его голове это всё укладывается, если честно. Он же сам понимает, что он меня мучает, и что благодарна я не могу быть ему ни при каком раскладе. Ну, из доступных мне, где он продолжает держать меня в подвале. Но при этом его вообще не смущает то, что я буду лицемерить, что ли? Потому, что едва ли реально поверить в искренность моих слов. Он правда не чувствует разницы в искренней благодарности и фальши или же это какая-то часть издёвки? Ну, вроде того, что он будет издеваться надо мной, а ещё благодарить его за это стану, просто потому, что понимаю, что иначе ещё хуже будет? И ведь стану, потому, что хуже, чем есть мне точно не нужно. И без того непередаваемая гамма ощущений от пребывания здесь. Если бы "хуже" означало более быструю смерть - тогда да, но сдаётся мне, что это так не работает. Иначе было бы слишком просто.
Он выходит и я вновь принимаюсь оглядывать комнату. Знаю, что нет смысла искать выход, но всё равно продолжаю это делать. Инстинкт самосохранения то и дело борется с пониманием полного отсутствия шансов на выживание. Ведь даже эта открытая дверь мне ни черта не даст. И это чертовски злит. Поэтому я остаюсь сидеть там, где сидела, размышляя над тем, что будет дальше. И что-то подсказывает мне, что ни черта хорошего.
Ивар возвращается довольно быстро. И я задумчиво смотрю на одежду в его руках. Даже так? Ему что, интересно резать и рвать одежду на мне, прежде, чем порезать меня саму? Потому, что как по мне, было бы проще меня вообще не одевать. Но, кажется, в этом уравнении есть кое-что, что я не учла и что даже предположить не могла.
Я напрягаюсь и шумно втягиваю воздух, когда он касается моего лица. Очень хочется отпрянуть назад, отбросить его руку в сторону, или, напротив, рвануть вперёд и ударить его, но мне очевидно, что в такой схватке не будет шансов. Даже если я успею его укусить или оцарапать, может, даже нос ему сломаю, если ударю головой сейчас, пока он не ожидает, то это лишь ухудшит моё положение. Я бы рискнула напасть, если бы верила в успех хотя бы процентов на пятьдесят. А сейчас я и одного не наскребу. Я морально подавлена. И если бы не чертова ломка, отнимающая у меня последние силы и вызывающая стойкое отвращение к еде, то я бы ещё вспомнила о том, что не ела пару дней, а это тоже ослабляет организм.
На какое-то мгновение мне даже кажется, что я ослышалась. Но нет, похоже, он решил вызвать мне врача. Сомневаюсь, что с целью обработать порезы и принести свои извинения за вчерашнее зверство, так что, очевидно, дело в ломке. Жаль, я бы не отказалась от дозы. Это было бы гораздо лучше и приятнее, учитывая обстоятельства. Но выбора в данной ситуации передо мной нет, верно?
- Да.
А что ещё, в сущности, я могла бы сказать? Что нет, не хочу, не буду, не стану слушаться? Похоже, он очень хорошо платит этим людям, раз они готовы закрыть глаза на то, что здесь происходит. Потому, что мне даже не нужно ничего говорить, чтобы было понятно, что я здесь не по своей воле. Только исключительный дурак этого не поймёт. Поэтому, очевидно, дело в деньгах. У него ведь их много. Отчим ведь изначально из-за этого начал копать. Из-за нечестного заработка, или что-то такое. А там, где "грязные" деньги, там большие суммы. И если этот доктор привык получать "на лапу", то он не захочет вляпываться в неприятности из-за меня. К тому же, не исключено, что доктор в принципе знает о том, чем занимается Ивар. Ну, или представит, что окажется на моём месте и как-то сразу потеряет желание мне помогать. У Ивара очень сильное влияние, поэтому у отчима ничего нарыть не вышло. Поэтому я оказалась здесь. Так ведь? Я не злюсь на отчима, он не знал во что лез. Едва ли кто-то в полной мере понимает, что из себя представляет этот человек. Да и то, "человек" - условно.
Я беру полотенце и заставляю себя встать с пола. Всё тело словно ватное, не слушается меня. Сейчас, когда я немного пообсохла, мне вновь становится очень жарко. Вытираюсь насухо, настойчиво натирая руки полотенцем, до покраснения. Ощущение, будто что-то чешется прямо под кожей.
Одежда мне не по размеру. Следовательно, её покупали не для меня. Не знаю, что мне это даёт и даёт ли что-то вообще. Но мелькает слабая надежда. Вроде как если я долго здесь не проживу, то зачем тратиться на вещи для меня? И в водовороте всех этих безумств данная мысль кажется даже утешающей.
Я одеваю футболку, когда в подвал заносят кровать.
Не нравится мне всё это. Ох не нравится. Мне, в принципе, и на полу было неплохо. Так я хотя бы передвигаться могу. А теперь он и это хочет у меня отнять. Я тяжело выдыхаю, подхожу к кровати, не сводя с Ивара взгляда. Забираюсь на неё, отмахнувшись от предложенной санитаром помощи. Я не настолько обессилена. В состоянии на кровать улечься. Какая-то часть меня, глубоко внутри, продолжает бунтовать против подобной покорности, но разумом я понимаю, что это не битва, где у меня есть шансы и возможности. Это западня и зубцы капкана уже очень плотно захлопнулись на моём горле. Не на ноге. Ведь можно было бы сбежать, оставив ступню в капкане. Уползти, истекая кровью, но надеясь на удачу. Здесь мне такой роскоши не представится.
Поэтому я просто ложусь и закрываю глаза, пока меня пристёгивают к кровати, словно наручников, идущих от стены, было недостаточно. Лежу и стараюсь ни о чём не думать, пока под кожу вводят иглу, которая, увы, не принесёт мне расслабления и наслаждения. Но которая снимет и ослабит ломку. Думаю, это не самый плохой вариант. Меньше хотеть уколоться я не стану. Быть может это желание и вовсе усилится, но, по крайней мере, мне будет не настолько физически плохо от этого.
Я закрываю глаза и желаю провалиться в сон, а ещё лучше просто перестать понимать, что происходит вокруг. Как было бы здорово, если бы я просто могла сойти с ума, и плевать, что дальше будет с телом. Прежде, чем тьма вновь окутывает моё сознание, я вновь вспоминаю про Уэйна. Да, малыш, тебе будет лучше без меня. О тебе позаботятся. И обо мне тоже. Но совсем в другом смысле. И лучше тебе никогда и не узнать о том, что со мной стало.

В этот раз мне действительно удаётся уснуть. Нормально, в особенности по сравнению с тем, каким был сон этой... ночью? Не знаю, какое сейчас время суток, сколько я уже здесь. Но, думаю, что сутки точно прошли. Не то что бы врачи не могли приехать ночью, в особенности если им хорошо платят, но всё же предположу, что следующий день уже начался. Не знаю, зачем пытаюсь отсчитывать время, которое я здесь нахожусь. Мне это не даст ровным счётом ничего, ни на что не повлияет. Но наблюдение - это всё, что у меня осталось. Можно сказать, что единственное развлечение.
Мне снова снится Уэйд. На этот раз я вспоминаю, как его впервые принесли ко мне в больницу. Как я впервые взяла его на руки, и, совершенно нелогично, безосновательно, ощутила к нему такой прилив чувств, как не испытывала ни к кому из тех, кого я знала за свою жизнь. Полагаю, это и есть та штука, которую называют материнским инстинктом. Нечто не логичное, на мой взгляд, но безумно сильное, яркое и замечательное.
И именно поэтому было так тяжело и неприятно просыпаться, когда меня принялись отстёгивать от каталки. Я открыла глаза с чётким пониманием того, где я нахожусь и что происходит. Мне не пришлось вспоминать об этом и ужасаться заново. Тем хуже: у меня не было и мгновения надежды на то, что всё это лишь ночной кошмар, который закончится, стоит мне открыть глаза.
Я ступаю босыми ногами на холодный пол подвала и провожаю взглядом санитаров. Мне определённо стало лучше. Впрочем, исключительно физически. И от этого диссонанса только противнее. По крайней мере пока меня ломало, мне было проще воспринимать происходящее, как часть какого-то бедтрипа.
Мой взгляд останавливается на Иваре. Как будто все мои кошмары собрались воедино и обрели плоть и кровь. Кажется, меня снова начинает колотить, но не из-за жара. Мне физически жутко находиться с ним в одном помещении. И я стараюсь унять эту дрожь, потому, что не хочу сопротивляться. Мне это не поможет. А я так устала от бессмысленных телодвижений. Что здесь, что в прежней жизни, я слишком много делала неправильно, принимала неверные решения.
Я напрягаюсь, когда он разрешает мне говорить. Это ведь не значит, что какие-то мои слова ему не понравится, что они не могут вывести его из себя. И именно поэтому следующий вопрос звучит ещё более жутко. Я не знаю, чего я хочу. Ничего, наверное. По крайней мере из того, что он мог бы мне дать.
Не то что бы в голову вообще никакие варианты не приходили. Мне хотелось попросить дозу. Но, думаю, это его скорее разозлит и я точно ни черта не получу. Он ведь врачей вызвал для того, чтобы мне организм промыли, чтобы привести меня в норму. Не очень понимаю зачем, но предположу, что это не от большой любви к наркоманам. Думаю, ему это отвратительно, как и большинству людей. И, не смотря на то, что он сильно отличается ото всех, кого я знаю, сходства тоже можно найти, было бы только желание. К тому же, данная просьба перечеркнула труды людей, которых он вызывал, а значит, по сути, я просто перечеркнула бы этим всё, что он для меня сделал. Нет, не вариант.
Я хотела бы попросить возможность увидеть Уэйда, но, думаю, это тоже не сработает. Мой сын - не вещь, да и речь о предметах, а не об услугах, а это именно она бы и была. Следовательно, тоже не то.
Что же до материальных бонусов... я просто не знаю. Мне плевать. Удобная кровать? О, да, конечно, после пыток понежиться на мягкой перине - то, что нужно. Шутит, что ли? Да плевать мне на это. Нормальный туалет? Да, честно говоря, мне до одного места. Пусть хоть весь подвал провоняет насквозь, это ему сюда приходить и всё это лицезреть. То же мнение относительно средств гигиены. Сегодня ему ничто не помешало притащить сюда шланг и окатить меня водой. Следовательно, если ему будет что-то неприятно, то он сам позаботится о том, чтобы это устранить. А я ему одолжение делать не стану, приводя себя в порядок. У меня нет никакого желания стараться выглядеть лучше для него. А для себя в этом так и вовсе нет никакого смысла.
- Подумала, - я смотрю на него, хотя, если честно, уже только от этого мне не по себе. Сегодня он мне ещё ничего не сделал, но не думаю, что подобное затишье надолго. Подсознательно я даже хочу приблизить этот момент. Потому, что когда он закончит и уйдёт, то у меня будет время на передышку, а сейчас есть лишь напряжение, такое плотное, что можно ножом резать. Любым из тех, что висит на стене.
- Я ничего не хочу.
Наверное, это не слишком любезно с моей стороны. Возможно, мне стоило назвать три какие-нибудь случайные вещи, даже если они мне не нужны, просто для того, чтобы не злить его. Ведь я и сама вижу в этом логику: он решает дать мне какую-то поблажку, а я отмахиваюсь от этого предложения. Это любому было бы неприятно. А он так и вовсе неуравновешен. Но не всё ли равно из-за чего он решит начать? Из-за этого или просто потому, что ему так захотелось? Он ведь не оставит меня в покое в любом случае. Хотя я не возражала бы даже если бы он просто запер меня в этом подвале и оставил умирать от голода или обезвоживания. Вот правда, с его стороны это было бы ещё и весьма милосердно. Но не думаю, что ему в принципе знакомо такое понятие.
Я съеживаюсь, ожидая удара. Всё, чем заняты мои мысли в этот момент - это попытки угадать, с чего он начнёт. Эдакая лотерея, где нет ни одного "счастливого" билета, всё сплошь бессмысленное насилие. По крайней мере для меня уж точно бессмысленное. Похитив меня он уже нанёс удар моей семье, пригрозил отчиму тем, что может быть, если он продолжит копать. Он ведь ничего здесь не снимает и не фотографирует, не отсылает ему каких-то свидетельств о своих деяниях. А значит у этого нет какой-то цели. Всё это происходит со мной из-за того, что ему так захотелось. Ну, почему он не мог просто убить меня?

Это было напрасно. Очень глупо. Я уже об этом пожалела. Я вздрагиваю, когда он вдруг приближается и хватает меня за подбородок. Я вынуждена подчиниться, потянуться за его рукой, поднимаясь на носочки, потому, что, иначе, такое чувство, что он просто оторвёт мне голову. Не сомневаюсь, что он вполне способен на это, как физически, так и морально. Он жуткий. Меня от него в дрожь бросает. Я настолько скованна страхом, что не могу даже вцепиться в его руку, попытаться остановить его, отстранить от себя. Меня останавливает ощущение того, что если я так поступлю - будет только хуже. Хотя, кажется, всё и так уже из рук вон плохо.
Он очень зол, я почти физически ощущаю злость, исходящую от него, словно удушающую волну, парализующую волю. Я уверена, что должна молить его о прощении. Но не могу раскрыть рта. Не только потому, что он сжимает мою челюсть так крепко, словно желает сломать, и я верю, что приложи он ещё немного силы, она и в самом деле треснула бы под натиском его пальцев. Но и потому, что язык прилип к нёбу. Я не могу шевельнуться. Остаюсь в том же оцепенелом бессилии до того момента, как он отталкивает меня.
И я падаю, подобно тряпичной кукле, свалившись на пол. Я ударяюсь плечом и заваливаюсь на спину. Но, глуша в себе боль и жалость к себе, собираюсь, сажусь и съеживаюсь, пока он стоит у стены с ножами. Я действительно жду, что он схватит один из них. Скольжу взглядом по разномастным острым лезвиям, гадая, на каком остановит свой выбор Ивар. Но вместо этого мужчина достаёт телефон и снова приближается ко мне. Я сжимаюсь ещё сильнее. Я хочу исчезнуть. Не знаю, что он задумал, но не сомневаюсь в том, что мне это не понравится.
Я хочу отвернуться и не смотреть, но не могу себя заставить. Хочу не слышать его голос, но он врезается в моё сознание и разносится громогласным эхо. Меня пробирает дрожь, когда я вижу фотографию отчима. Затем сестры. И, ещё до того, как он перелистнёт, я знаю, кого увижу следующим. Я отчаянно мотаю головой, я зажмуриваюсь, я отползаю дальше, закрывая себя руками и вжимая голову в колени.
- Нет-нет-нет, - бормочу, пока он продолжает говорить.
- Как думаешь, что я буду делать если с тобой мне вдруг станет скучно?
Я замолкаю. Вздрагиваю сильнее прежнего и поднимаю на него взгляд. Зародившаяся было истерика глохнет где-то внутри, отрицание застревает на языке. Я смотрю на него все глаза. Тяжело дышу. Я не знаю, что мне делать. Я действительно не знаю, что я могу, чтобы не допустить этого.
- Не надо, - жалкое, жалобное, тихое. Я становлюсь на колени, тянусь к нему руками. Касаюсь его запястья, и, будто совсем потеряв страх, протягиваю ладони и касаюсь его лица. - Пожалуйста, не надо, - повторяю я. И это звучит всё так же ничтожно и умоляюще. В этот момент я не думаю о том, что за подобную наглость он может сломать мне руки. Пусть ломает. Мне плевать на себя. Пусть делает со мной всё, что захочет, только не трогает Уэйна. Я ощущаю это со всей ясностью и меня словно обдаёт холодом, а затем кидает в жар. Мне действительно всё равно, что со мной будет, если он не тронет моего сына. Больше ничего мне не нужно.
- Я согласна, - нет, не так. Не то. Не правильные слова. Он не спрашивал, хочу ли я, чтобы он делал то, что делал. Ему плевать на это. Ему нужно совсем не согласие. - Я хочу, - мой голос дрожит и я пробую эти слова с осторожностью, так, будто бы они режут подобно его ножу. Быстро, резко раскраивая кожу, как масло, и боль приходит лишь мгновения спустя, с запозданием. - Я хочу, чтобы ты причинил мне боль. Пожалуйста, - повторяю я, не отпуская его лица и заглядывая ему в глаза, потому, что с того момента, как наши взгляды пересекаются, я уже не могу опустить свой. Я чувствую, как по лицу скатываются слёзы. Мне плевать, насколько жалко я выгляжу. Он ведь этого и добивался, верно? Он победил. У меня не было ни шанса. Это был подлый удар. Решать за себя совсем не сложно. Но знать, что от тебя зависит жизнь дорогого тебе человека - это не честно. Но я не могу упрекнуть его за это. Я вообще ничего не могу.
- Прошу, - я вдыхаю тяжело и громко. Не в состоянии успокоиться. Сейчас я не вижу экрана, но я не могу забыть эту фотографию. Я видела и помню каждую с ним. Это не из моего архива. Это что-то новое. Что-то сделанное им или его людьми. И я верю, что он приведёт свою угрозу в исполнение. Мне кажется, он способен вообще на что угодно. Я не могу представить, что у такого человека как Ивар есть какие-то принципы и границы. Это словно слова антонимы к его имени.
Я не думала о нём. Я правда не думала, что до этого дойдёт, что он решит заговорить о моем сыне. Если бы я хотя бы на мгновение допустила мысль о том, что моё поведение может отразиться на Уэйне, я бы вела себя совершенно иначе. Но я думала только о себе. О том, что это только моя проблема. Я была загнана в угол и мир словно перестал существовать. И я как будто только сейчас вспомнила о том, каким влиянием обладает этот человек. Только сейчас подумала о том, что моя семья может пострадать ещё больше. Что меня одной может быть недостаточно, чтобы утолить его жажду крови и насилия. И я не знаю, в состоянии ли я сделать хоть что-то, чтобы это предотвратить. Я ведь даже не могу подать им знак, велеть бежать, скрываться, спасать себя. Я чувствую, что мне становится тяжело дышать. Нет, всё не может так кончиться. Я не хочу, чтобы они страдали и боялись. Я не хочу, чтобы он причинил боль моим близким. Не хочу, чтобы он что-то сделал Уэйну. И я абсолютно ничего не могу ему противопоставить. Эта мысль давит на мои плечи, на грудную клетку, и я задыхаюсь.

Я не понимаю, чего он от меня хочет. Как мне нужно себя вести, чтобы он был доволен? Потому, что я была уверена в том, что он хочет причинить мне боль. Вчера это чувствовалось вполне отчетливо. Но сейчас, когда я его об этом буквально умоляю, взамен на то, чтобы Ивар не трогал моего сына, мужчина приходит в такое негодование, что мне становится не по себе. Я довольно быстро замолкаю, потому, что боюсь ляпнуть что-то не то. И ведь не напрасно боюсь!
- Прости... - я поджимаю губы и отползаю назад, к стене, когда он принимается ходить по подвалу, словно разъярённый зверь. Я боюсь того, что он может сделать со мной в таком состоянии. Но ещё больше я боюсь того, на что он способен снаружи. Здесь, по крайней мере, он угрожает только мне. И я уже смирилась с тем, что моя смерть - причем, долгая и мучительная - это неизбежность. Но я не хочу, чтобы из-за меня пострадал кто-то ещё.
- Не надо, пожалуйста! - но дверь закрывается за ним с таким громким хлопком, что, кажется, ещё несколько минут я и вовсе не слышу своего голоса. Я надеюсь на то, что он ушел для того, чтобы вернуться сюда с каким-нибудь новым орудием пыток. Но этого не происходит. Ивар не возвращается ни через пять минут, ни через десять, ни даже через час.
И я не могу избавиться от мысли о том, что сейчас он отправился к моим близким, для того, чтобы выместить на них злость. Я почти полностью уверена в том, что нахожусь в подвале его дома, где-нибудь в Ричмонде или в паре часов езды от него. Что он без проблем может добраться до Уэйда и убить его, просто для того, чтобы показать мне пару фотографий и позлорадствовать, сказав о том, что это всё наказание мне за плохое поведение.
И поэтому я продолжаю кричать, то умоляя его сжалиться, то сыплю ругательствами и проклятиями, то обещаю, что он сгорит в аду за то, что делает, то снова принимаюсь плакать, готовая на всё, лишь бы он не трогал моих близких.
Я без понятия, как долго он отсутствует. Время тянется мучительно долго, но под конец мой голос садится и я уже не могу кричать. Только тихо всхлипываю, сидя в углу и обнимая колени и иногда ударяюсь в какое-то подобие молитвы, прося защиты для своей семьи. Я никогда не была верующим человеком, но сейчас это единственный способ хоть как-то отвести душу и не спятить, размышляя о том, что он мог бы с ними сделать. Я пытаюсь проанализировать то, что произошло. Но не могу понять. Казалось бы, чего ещё он мог добиваться, показывая мне эти фотографии? Мне казалось, что моя реакция была единственно верным ответом, но, судя по тому, как повел себя Ивар, он ожидал иного. Он был разочарован. Чем, почему? Что, чёрт подери, я сделала не так? Что за хреновы игры разума он мне устраивает? Неужели он не может без этого? Просто пусть порежет меня, прижжет, да мне плевать, что именно он сделает. Ещё вчера я содрогалась от ужаса, представляя себе подобные перспективы, но сейчас меня куда больше страшит то, что он может сделать вместо этого.
Я не слышу его шагов, однако я вздрагиваю и поднимаю голову, когда дверь открывается. И тут же бросаюсь к нему, хотя и знаю, что цепей не хватит.
- Пожалуйста, прости меня, - я снова встаю перед ним на колени. Тяну к нему руки, но не достаю. Мне не хватило бы сил встать на ноги. Всё это слишком сильно давит на меня и я едва ощущаю собственное тело. Голова гудит просто нещадно. И от моих криков, и от слёз и от попыток понять, что ему нужно.
Я помню, что он сказал, что лучше бы я молчала. Но я просто не могу. Я слишком напугана для этого. Поэтому если он хочет наказать меня за то, что я посмела говорить без разрешения - пожалуйста, пусть накажет. Я бы ни за что не подумала, что могу захотеть этого, но я правда хочу.
- Прости, - я повторяю как заведённый болванчик, снова начиная плакать. Я не знаю, что ещё я могла бы сказать.
- Я сделаю всё, что ты хочешь. Только пожалуйста, не трогай мою семью Не надо, не делай этого.
Не в моём положении вести переговоры и торговаться. Не мне ставить условия. Я знаю, что у меня ничего нет, чтобы дать ему взамен. Но если я могу разозлить его, если я могу сделать так, что он даже не захочет причинять мне боль - то, что, как мне показалось, он любит делать больше всего - значит некий рычаг давления у меня всё же есть. Осталось только понять, в чем именно эта власть заключается и как использовать её себе на пользу. Штука только в том, что у меня нет ровным счётом никаких догадок. Я абсолютно не понимаю, что сделала не так. И вряд ли мужчина выложит мне ответ на блюдечке. Он ведь не хочет, чтобы я делала так снова. И вот в чем загвоздка: если с этим переборщить, если выбесить его, то он может навредить моей родне. И это настолько тонкая грань, что я просто не понимаю, будет ли у меня вообще хоть когда-нибудь возможность использовать это против него. Судя по его словам я успела решить, что я застряла здесь надолго. Но что если пребывая в дурном расположении духа он решит избавиться от меня и, к примеру, взяться за мою сестру? Не вижу разумных причин, что помешало бы ему это сделать. Я даже не знаю, не сделал ли он это уже. Я чувствую, что от него исходит сильный запах алкоголя и только надеюсь на то, что это значит, что он выпивал, а не пытался расчленить Лилит. Всё же, он не попадался прежде, а значит он работает аккуратно. Будучи пьяным очень легко допустить ошибку и это единственное, что даёт мне хоть какую-то надежду. Но я всё равно чувствую, что не должна ждать, пока ситуация разрешится сама по себе.
- Пожалуйста, прости меня, я больше так не буду.
Хотя, если честно, понятия не имею, за что вообще прошу прощения и что именно обещаю не делать. Не очень удобно. Но у меня просто нет другого выхода.