— Постараюсь, — усмехнувшись, отвечаю я Ханне. По крайней мере это честно. Не хочу врать. Знаю, что это будет очень сложно и понимаю, что она тоже это знает. Ей не легче. Но я должен принести работу в жертву в этот раз. Может быть в первый и последний. И всё же, не исключено, что эта неделя — это вообще всё, что нам двоим осталось. Не хочу лишать нас этой возможности. Безусловно, я буду жалеть, если пропущу что-то интересное. Я слышал, что в паре штатов творится настоящее безумие и я совру, если скажу, что меня это не интересует. Что если там репортаж века? То, что могло бы стать самой громкой историей в моей карьере? Я буду жалеть, если упущу это. Что уж там, уже жалею. Но ещё больше я буду жалеть, если позволю Ханне просто уйти. И если в этом вновь будет виновата моя работа. Не знаю, почему я ей так одержим. Порой меня это даже раздражает. Я хотел бы относиться ко всему проще. Иногда даже пытаюсь, обещаю себе что-то. А потом окунаюсь с головой в работу и вспоминаю о том, что хотел что-то изменить только когда момент уже упущен. И всё заново, каждый раз. Я словно с ветром сражаюсь. В моих телодвижениях нет никакого смысла и я просто не понимаю, почему я полюбил Ханну. Не в том смысле, что я не знаю, что в ней такого. Очень даже знаю. Она замечательная. Она лучшая из всех, с кем я когда-либо был. Я с ней счастлив. Был, по крайней мере, когда ещё можно было сказать, что мы вместе. Этот вопрос скорее к тому, почему девушка, к которой я испытываю такие сильные чувства, должна быть именно такой? Занятой работой, как и я. Она не может ездить вместе со мной, оставаться там, где остаюсь я. Она не мой придаток, она самостоятельная личность и я уважаю и ценю в ней это, просто порой не могу не думать о том, что если бы всем её миром был я, а не работа, всё могло бы быть иначе. Впрочем, я бы тоже мог быть другим. Где-нибудь в параллельной реальности, видимо. Я ведь тоже не изменяю своим привычкам. Упёртый баран. Мы не будем вместе сидеть в старости в креслах, глядя на камин и наблюдая за снующими по гостиной внуками. Мы будем сидеть в разных комнатах, в разных домах, в разных уголках страны. Одинокие, старые и уже никому не нужные. Может, нам стоит разойтись сейчас и сойти снова, когда мы оба выйдем на пенсию? Глупо, как же это глупо. И как же тошно думать об упущенном времени и возможностях. О том, что мы неизбежно сделаем это снова.
Криво улыбаюсь на её тост и чуть киваю. Да уж. Я вижу, что и она не верит в то, что из этого что-то получится.
Я опускаю ладони на её талию и начинаю вести. Её русые волосы отливают золотым в свете ламп, крупные локоны чуть покачиваются в такт шагам, а глаза всё такие же ясные и голубые, как будто их не коснулось время.
— Знаю, — я виновато поджимаю губы. Прости. Какой смысл в словах, если за ними не следует действий?
— Я вспомнил об этом месяц назад, — я не отвожу взгляд, хотя и хочется. Но мне просто нужно услышать, что и она вспомнила об этом не сразу. Что не сидела и не ждала меня за нашим столиком в ресторане, что не проплакала потом всю ночь, думая о том, на кого угробила двадцать лет своей жизни. Что всё так же, как и всегда, как и со мной: она вспомнила об этом только когда вспоминать уже не было смысла.
— Я бы хотел, чтобы всё было иначе, — мы медленно перемещаемся по залу и ничего не слышно, кроме шороха одежды, тихого стука обуви по паркету и едва уловимой мелодии из старых динамиков.
— Я не хочу тебя отпускать, — поджимаю губы и улыбаюсь, одним уголком губ, - но ты заслуживаешь лучшего. Сама знаешь, между нами ничего не изменится, и я не знаю... могу ли просить тебя остаться моей женой. Есть ли в этом смысл? Предлагая развод, я хотел как лучше. Может, отчасти надеялся, что это как-то всколыхнёт, отрезвит нас, выведет из этого вечного гипноза, из этого транса, где всё зациклено на работе.
Я останавливаюсь и касаюсь ладонями её лица. Склоняюсь, чтобы поцеловать. Я уже очень давно не делал этого. Не целовал свою жену, не был ей мужем. Я даже не был рядом. И это кажется таким странным, почти невероятным, когда я чувствую её мягкие губы, но стоит мне отдалиться, как наваждение пропадает и я вновь перестаю быть человеком с эмоциями, я становлюсь винтиком в рабочей схеме. Винтиком, который отчего-то упёрто убеждён в том, что без него не смогут обойтись, что он обязан каждый день поддерживать эту конструкцию. И она такая же. Нас притянуло друг к другу, потому, что мы похожи, но по этой же причине мы не смогли быть единым целым. Нечего дополнять, да и нечем. И эти мысли просто душат. Но как перестать быть тем, кто ты есть?