Мои родители развелись когда нам с сестрой не было и десяти лет. Мама забрала с собой Джудит, а я осталась с отцом. Я всегда любила его больше, и, хотя первое время я скучала по сестре и маме, довольно долгое время я жила так, как будто у меня их никогда и не было. Лишь изредка вспоминала об этом и грустила, но, в остальном, моя жизнь меня устраивала такой, какая она есть.
Я рыбачила вместе с отцом, охотилась вместе с ним, возилась в гараже, за бесконечными починками его старенького джипа, порой, мне кажется, он забывал, что растит дочь, а не сына. Об этом я вспомнила только когда он начал гонять парней, с которыми я гуляла. Ближе к восемнадцати я вдруг из папиного сорванца превратилась в какое-то несметное сокровище, которого, по его мнению, никто не был достоин. Впрочем, это совсем не мешало мне ходить на свидания и строить какие-то планы, которые, впрочем, почти никогда не сбывались. К примеру, я не смогла уехать из деревни для того, чтобы жить в большом городе. Я не смогла поступить на бесплатное обучение, а платное моей семье было не по карману. Я помню, как отец переживал из-за этого, но я убедила его в том, что всё в порядке, что я поработаю пару лет, накоплю и пойду учиться, всё будет хорошо. Вот только хорошо не стало. Через пару лет мой отец умер из-за тромба, который не обнаружили, потому, что местная больница не отличалась качеством специалистов. А я так погрязла в жалости к себе, что так и не смогла уехать из города, где всё напоминало мою привычную жизнь. Только тогда я вспомнила о том, что у меня должны быть ещё и мать с сестрой, и так как я чувствовала себя бесконечно одинокой, то решила их отыскать. Как оказалось, всё это время они жили всего в паре часов езды, почти в такой же глуши как и я. Это был город, вместо более привычных мне ранчо, но такой маленький, где каждый знал друг друга в лицо.
Я узнала о том, что мамы не стало еще раньше, чем отца, что моя сестра уже давно замужем и воспитывает дочь, которую нагуляла будучи еще подростком. Живет не с тем, от кого родила, но на первый взгляд всё выглядит вполне уютно. К сожалению, именно что на первый взгляд, потому, что чем дольше я общалась с восстановленной частью своей семьи, тем больше узнавала о грязи, которую предпочитаю не вывозить за порог. Узнала о том, что сожитель сестры систематически избивает её, пыталась убедить её написать заявление, пыталась убедить её уйти. Отношения у меня не клеились, так что Джудит и племянница стали теми, к кому я инстинктивно тянулась и кого мне хотелось уберечь от беды. Когда Джудит загремела в больницу с тяжелыми травмами, я снова пыталась уговорить её уйти от хахаля, но стоило ей только прийти в себя, как она в первую очередь озадачилась тем, чтобы уладить конфликт, чтобы не дай бог ее утырка не посадили за то, что он её чуть не убил. Не в силах как-то повлиять на сестру, я стала пытаться уговорить её хотя бы отдать дочь мне, потому, что ей явно не стоило расти в такой атмосфере, но сталкивалась с тем, что ей, конечно, куда виднее, как ее дочь должна расти. Я чувствовала, что годы, что мы провели не вместе, разделили нас слишком сильно, настолько, что мы перестали понимать друг друга, и, тем не менее, я не могла просто оставить её. Я переехала в ее городок, поселилась на соседней улице и старалась как можно чаще забирать девочку к себе. Я научила ее звонить мне, когда отец напивается и начинает буянить, так что каждый раз, когда дома начинался хаос, я появлялась на пороге и уводила ее куда-нибудь погулять и возвращала назад только через пару дней. Племянница была довольно замкнутой, но с таким-то папашей меня это не удивляло. Не смотря на то, что она не сопротивлялась, когда я брала её к себе и со временем я даже начала замечать, что она улыбается и радуется каким-то, казалось бы, вполне простым вещам, она далеко не сразу доверилась мне. Только через год нашего общения она рассказала мне о том, что ещё происходит у неё дома. Когда девочка рассказала мне об этом, мне словно снесло крышу. В голове вертелось только то, что ее мать снова отмажет своего утырк, что девочка побоится рассказать об этом в суде, что от службы опеки не будет толку, потому, что я уже пыталась к ним обращаться, рассчитывая лишить сестру прав и забрать племянницу к себе. Что я ничего не добьюсь, а насилие будет продолжаться. Тогда я взяла старое отцовское ружье, отправилась домой к сестре и просто застрелила этого урода. Потом я вызвала полицию и сдалась без сопротивления.
Мне повезло с адвокатом. С учётом того, что никого, кроме бесплатного я себе позволить всё равно не могла, мне действительно очень повезло, потому, что я не получила ни смертную казнь, ни пожизненное. Я получила двадцать лет с возможностью выхода по удо через десять лет при хорошем поведении.
Самым обидным, на самом деле, было то, что я больше ни разу так и не увидела ни Джудит, ни ее дочь. На суде она сказала, что я отняла у нее любимого человека, а у дочери отца, и, наверное, только в тот момент я поняла, насколько же у нее нагажено в голове. Дочери видеться со мной она запретила. Позже я узнавала о том, что ее лишили родительских прав и Джудит удочерила какая-то семья. Затем я перестала искать хоть какой-то связи с ними.
Я спокойно отсидела свой срок, стараясь не влипать ни в какие истории, и на первом же слушании по удо мне повезло выйти на свободу.
Вот только получить работу в таком маленьком городе, отсидев за убийство, не представлялось возможным. В моей родной деревне слухи о моих достижениях тоже успели укрепиться, так что и там никто не был мне рад.
Я продала отцовскую ферму и старую машину и перебралась в город побольше, туда, где каждая собака не будет знать моё имя. С судимостью найти работу было не просто, особенно с учетом того, что никакого особого образования я получить не успела, а за свою жизнь успела только продавщицей в магазине поработать. Так что когда в местной больнице мне согласились предоставить работу уборщицы, я не стала надеяться на вариант получше. Одним из условий выхода по удо была стабильная работа, к тому же больница - отличное место.
Так что я начала строить планы на то, чтобы накопить денег, и, может, со временем обучиться на мед.сестру. Насколько известно, это обучение явно дешевле, чем обучение на врача, а пахать всю жизнь на должности уборщицы это не вариант. Это сейчас у меня хватает здоровья, но лет через тридцать, а то может и раньше это станет сомнительным удовольствием.
И, в общем-то, можно сказать, что всё начало налаживаться. А потом одного за другим в больницу начали привозить буйных и странных больных. Я, конечно, не доктор, но выглядели они жутко, да и потому, что я слышала от врачей, подобные травмы и лихорадка были совершенно непонятным явлением.
Весь день в больнице царит жуткая суета, я почти без остановки убираю в палатах, откуда увозят умерших пациентов, а потом и вовсе вынуждена пойти и убирать в операционных, потому, что к концу дня часть персонала так же оказывается заражена этой странной инфекцией и не дееспособна. Я едва успеваю закончить убираться в одной операционной, как, выйдя в коридор, слышу какой-то шум в соседнем помещении. Не смотря на сильную усталость, любопытства во мне более, чем достаточно, так что я заглядываю внутрь, и очень быстро жалею об этом. Я стремительно выскакиваю из операционной, запирая за собой дверь и прижимаясь спиной к двери, чтобы не дать ей открыться, когда натыкаюсь взглядом на доктора Фокса. Несколько мгновений уходит на то, чтобы понять, что, очевидно, он пришел к этой операционной со вполне конкретной целью, вот только, похоже, мне придётся нарушить его планы.
- Вам туда нельзя, - сообщаю я мужчине, - там пациент... из буйных. Он покусал всех, кто есть внутри. Если вы зайдёте, то будете следующим.
Уверена, он и сам это понимает, просто боюсь как бы его желание помогать людям не возобладало над инстинктом самосохранения, тут у многих наблюдается такое.
- Я сбегаю за охраной, если вы обещаете не входить, - чуть сощурив глаза, предлагаю я доктору. Как ни крути, помочь там можно только тем, кого укусили, и то вполне условно. Даже я уже в курсе, что через укус передается инфекция, так что, как по мне, лучше ему туда не соваться, докторов, способных оказывать помощь, в больнице с каждым часом всё меньше.