marina and the diamonds - savages
• Николина Лауда, 20 • |
Берлин | художник-фрилансер, продавец в художественном магазине | 05.03.98 |
Ник охотно спишет неприятные черты своего характера на условия воспитания.
Однажды её отец просто взял и сошел с ума. Разумеется, так казалось только Ник. Психика Стенфорда Лауды пошатнулась задолго до того рокового дня, который обнаружил его безумие для родных. Сильный стресс на работе, смерть любимой женщины в автокатастрофе. Стен не был примерным семьянином. Состоя в браке, он систематически изменял своей жене. Лилли знала об этом и это служило причиной её постоянного пьянства.
Она всегда ощущала себя обделённой родительским вниманием и любовью. Сперва пыталась привлечь к себе внимание какими угодно путями. Училась хорошо. Потом училась плохо. Наконец, устала бороться с несправедливостью и предпочла ненавидеть свою семью. Обиженной на весь мир злюкой оказалось быть проще.
Свою обиду Никки охотно трансформирует в агрессию по отношению к окружающим её людям. Хамит, грубит, нередко дерётся. Не упускает возможности самоутвердиться за чужой счет. Когда Ник было шестнадцать, её отец попытался покончить с собой. Перед этим он предпринял попытку убить жену и дочь. Стенфорд Лауда был неудачником во всем. Включая роль убийцы. К счастью для Ник. На память об этом злополучном событии у неё навсегда осталась пара шрамов от ножа на животе.
Технически, всё осталось позади. Стенфорда признали опасным для окружающих и его самого и заперли в лечебнице для душевнобольных. Но для Лауды этот день всегда будет свеж в памяти, как сегодняшний.
Она злопамятна. Может быть колючей и отталкивающей. Да и с теми, кто ей симпатичен, Ник обходится не лучше.
Родители никогда не демонстрировали свою любовь открыто. Не обнимали, не брали на руки, не говорили вполне понятных и таких необходимых слов. Она просто не научилась любить людей по-человечески. Позиция наблюдателя издалека - лучшее, как она может проявить себя. В противном же случае нередки уколы, подстебывания и даже самые настоящие подлянки в адрес объекта симпатии. Аккурат как у мальчишек в начальных классах, когда они дергают девчонок за косички, потому, что не умеют иначе проявлять интерес. Ник такая же. Нередко подобная манера общения приносит ей самой массу проблем, но ничего поделать с собой она не может.
Боишься быть брошенным? Бросай первым. Ник - трусиха. Она не в состоянии признать свои чувства не то, что перед окружающими, но даже перед самой собой. Это создает определенные сложности в общении. Она уже довольно давно ставит сама себе палки в колеса и попросту не осознает этого.
Сейчас мать - единственный родственник, с которым Лауда поддерживает общение. Да и то весьма сухо. Лилли помогает дочери деньгами, пока та окончательно не встанет на ноги, но общаются они в основном по праздникам или под уважительным предлогам. Такая отстраненность исходит от них обеих. Лилли пытается забыть о прошлом. Она вновь вышла замуж, родила ребёнка и пытается быть счастливой вновь. Ник не общается с новой семьей своей матери. И по-страшному завидует младшей сестре, по этой же причине откровенно её ненавидя.
Она замкнута. Не посвящает людей в свои переживания, не сообщает о чем думает. Просто не доверяет никому, кроме себя. Это путь наименьших сложностей, пусть и не идеальный. Единственный язык, на котором Ник говорит откровенно - искусство.
Она рисует с самого детства. Кто-то предпочитает убегать к книгам, а Лауда выбирала карандаши и кисти. Она отлично чувствует и видит формы, легко переносит образы на бумагу. Свободно владеет многими художественными материалами. Работает на заказ, но, как и подавляющее большинство творческих людей, куда более продуктивно творит без установленных рамок. Дело не самое стабильное, но в другом Лауда себя попросту не видит. Она никогда ничего и не любила толком, кроме рисования.
Пробный пост:
- Да уж, добрый, - Бонни выдавливает из себя улыбку. Она была бы рада, если бы первым делом Дилан сказала ей о том, что отзовёт Джеймса, но этого не происходит, что девушке определенно не нравится.
- В точку, - кивает головой Блумквист, на мгновение даже обнадёжив себя мыслью о том, что сейчас последует "ну раз так, то..." но вместо этого Дилан ограничивается сухим и вполне понятным "нет", лишь усиливая неудовольствие Бонни. Она чуть щурится. Правый её глаз дёргается, но пока она еще способна держать себя в руках. А то ведь и в самом деле было в мыслях потопать ногами и похныкать, дабы убедить Хармон выполнить её просьбу. Ну, в детстве это срабатывало. Хотя Дилан, разумеется, не её мать. И сейчас ей даже немного жаль, что это так.
- Чай, - отвечает Блумквист, и, немного помедлив, - нет, спасибо. Я уже завтракала.
Шоколадками, ага. Хотя причина не в этом. Девушка легко согласилась бы на кексики в любом другом случае. Сейчас же подобным отказом она демонстрировала серьёзность своих намерений, как бы говоря, что пришла сюда не чаи гонять. Ну, чашка чая - не в счёт. Все же, после продолжительной ходьбы у неё пересохло во рту и она не отказалась бы чего-нибудь выпить.
Бонни проходит на кухню, усаживаясь на стул, упираясь в седушку руками и чуть покачивая скрещенными в голенях ногами. Неотрывно следит за Дилан, некоторое время выжидая, пока та разбирается с чашками и думая, с какой стороны подойти, если вот так вот сходу не получилось достичь желаемого результата.
- Ладно, - наконец, произносит она.
- Объясни, почему ты считаешь, что это хорошая идея, - предлагает девушка, - потом я объясню тебе, почему я считаю, что ты не права, и, может, кто-то из нас изменит своё мнение.
И это будешь ты! Это лучшее предложение, на которое она сейчас способна. Угрожать Дилан не было никакого смысла, да и после всего, что она для неё сделала, это было бы как минимум некрасиво. Так что оставались только варианты со спорами и нытьём. Ещё можно было бы попробовать обманом выудить из неё согласие, но тогда она запросто изменила бы своё решение, когда разобралась бы, что к чему. Временное решение проблемы девушку совсем не устраивало.
- И почему ты вообще не предупредила меня об этом? - с укором уточняет Блумквист.
Это было как-то... обидно даже. Словно она ей самой не доверяла. Или не относилась к ней всерьёз. Но Бонни взрослый человек. С ней можно говорить спокойно и конструктивно. Не факт, конечно, что Дилан бы убедила её при этом... но как на счет последствий? Об этом Дилан ведь не знает. Вчера Бонни так и не смогла связаться с ней, дабы сообщить подробности. Что же, сделает это сейчас.
- Между прочим, я решила, что он преследователь, - сообщает девушка, и, чуть медленнее и тише, чем предыдущее, продолжает:
- Напала на него. Подумала, что нападение будет лучшей защитой.
Тут следует пауза, из которой, как Блумквист кажется, Дилан должна сделать выводы, которые сыграют потом на руку ей самой.
- И знаешь что? Вдруг оказалось, что он не какой-то маньяк, а парень, которого ты отправила за мной "присматривать", - сообщает Бонни и снова выжидающе на неё смотрит.
- А что если бы у него была реакция похуже и я бы его ножом пырнула? - её брови вздымаются вверх. Так себе перспектива, да? Сомнительная плата за недоверие. Падди, как бы он ей ни не нравился, явно не заслуживал дырки в боку за то, что согласился кому-то помочь. И кто в этом виноват? Правильно. Дилан!
Бонни не повышает тона, но в её интонации открыто читается осуждение.
