Не знаю, сколько я пробыл в этом месте. Сперва я пробовал ориентироваться на приход врачей, полагая, что они навещают меня дважды в сутки, потому, что, нередко, через два визита их одежда под халатами менялась. Однако, в какой-то момент я сбился. Записывать мне было нечем и некуда. Мне не давали бумагу и уж тем более не давали ручку или карандаш. Да и, что уж говорить, я бы всё равно не смог воспользоваться этими предметами.
Моя способность, привитая мне этими извергами, проявилась практически сразу же. Я превратился в кота ещё до того, как успел очнуться после укола и прийти в себя. Проснувшись, я не сразу понял, что что-то не так, а затем у меня началась такая паника, что санитарам пришлось войти внутрь и вколоть мне успокоительное.
Повторно я обратился следом после второго укола. На этот раз в новом теле я ощущал себя куда спокойнее, однако, я не чувствовал себя в безопасности. Более того, я больше не сумел вернуться к своему первоначальному облику. Так что, по сути, в этой камере я провёл в виде человека не более двух суток. Всё это было очень и очень давно. Не знаю почему я остался котом. Я не контролировал этот процесс. Я просто не мог что-то изменить. Не мог даже сообщить докторам об этом, но, кажется, они и сами догадались, что происходит. Я слышал их разговоры и всё ещё понимал, что они говорят. Даже пытался как-то взаимодействовать с ними, но меня игнорировали. Рискну предположить, что так было бы даже если бы я мог выражаться на доступном им языке.
Систематически им требовалось вводить новую дозу вакцины. Но даже когда врачи попробовали не давать мне её, ничего не изменилось. Каждый раз, когда мой "куратор" пытался отменить приём вакцины, я просто начинал слабеть. Терял интерес к воде, еде, играм когтеточкой, тому, чтобы гонять клубок по камере. Да, как для кота, эта камера была обустроена просто прекрасно. Не знаю, получил бы я такое раздолье, оставаясь человеком. Но помощник моего прежнего куратора, кажется, был в восторге от моего нового облика. Он так же не разговаривал со мной, не пытался понять, что я хочу сказать ему. Он относился ко мне как к обычному животному. Которого кормят кошачьим кормом, вычесывать шерсть, дарят глупые безделушки и чешут за ухом. Честно говоря, в какой-то момент я настолько привык к тому, как я выгляжу, что даже начал сомневаться, а был ли человеком в принципе? Может, мне это просто приснилось. Что если уколы, которые мне делали, не помогали мне оставаться человеком в облике кота, а помогали понимать человеческую речь? Что если я был котом с суперспособностями? Как знать...
Так или иначе, без вакцины я терял силы, становился слабым и мои жизненные показатели существенно падали. Так что доктор был вынужден возобновить приём препарата. Так повторялось несколько раз, пока он не убедился в том, что делать этого не стоит, если, конечно, он не хочет потерять своего подопытного.
За то время, что я пробыл здесь, люди, наблюдавшие за мной, несколько раз сменялись. Вероятно, за моё дело брались другие специалисты. И мне никогда не объясняли причину. Но, может, им просто было со мной скучно? Как знать. Вот и в этот раз, когда открывается дверь, я замечаю незнакомое мне лицо. Я спрыгиваю с помоста на установленном углу игровом домике и направляюсь к рабице, отделяющей мою половину камеры от той, где обычно находятся доктора. Я вижу неизвестную женщину. Она кажется ниже предыдущих врачей. И я не уверен, является ли она доктором или помощником. Они всё носят белые халаты. Я подхожу ближе, останавливаясь по пути, чтобы вытянуть вперёд одну лапу и потянуться, широко зевая при этом. Затем я приближаюсь к решетке и становлюсь на задние лапы, принимаясь "топтать" передними решетку. Я издаю низкое глубокое "мяу", а затем подбегаю к своей миске, намекая на то, что было бы неплохо меня покормить. Затем я снова сажусь у миски и трогаю её лапой. Опять мяукаю, наблюдая за перемещением незнакомки. Я замечаю бейдж на её халате, читая "Э. Хоббс", которое всё равно не смогу произнести. Впрочем, куда больше имени, меня интересует то, что она мне принесла. Когда они только приходят, то всегда стараются задобрить меня какими-то вкусняшками, вероятно, надеясь на то, что это убедит меня быть послушным. Вот только никакие лакомства не помогают мне обратиться в человека обратно. Может, потому, что я и в самом деле уже не слишком уверен в том, что я когда-то им был. А может потому, что будучи животным я ощущаю себя в безопасности, потому, что ко мне не боятся заходить в клетку, гладить и играть со мной.

Я уже давно перестал ждать и надеяться на то, что что-то изменится. Не помню, как давно я смирился с тем, что теперь моя жизнь такая. Но не сказать, что я сильно от этого страдал. Ведь если бы я всё ещё хотел вырваться отсюда, но не мог, то был бы несчастен. А то, что будучи котом я едва ли смогу сбежать отсюда, я даже не сомневался. Не знаю даже, смог бы сбежать, будь я человеком. Разве что будь у меня более интересная и полезная способность. Так что я решил, что мне и здесь не так уж и плохо живётся. Голодом меня не морят, кормят, играют со мной. У меня всегда тепло, мне не скучно. По крайней мере когда я отпускаю свои мысли и просто живу как кот это уж точно не доставляет проблем. Тем более, что мне систематически приносят мышей и других мелких грызунов, чтобы я мог поиграться. Я нахожу это увлекательным. Думаю о том, что, наверное, это странно, но мне всё равно нравится. Словно тело, в котором я нахожусь, так или иначе влияет на ход моих мыслей.
Я помню о том, что кошки живут меньше людей, но я ведь и не самый обычный кот, так? Кто знает, сколько проживу я. И каким буду, когда и если снова стану человеком. Я начинаю забывать о том, каково смотреть на людей не снизу вверх. Хотя вот с учётом роста моего нового доктора, по крайней мере, встав на задние лапы, я могу почувствовать себя на одном уровне. Думаю, она и для других людей кажется невысокой.
Я снова мяукаю и послушно сажусь, поставив лапы вместе, когда она просит меня не кусаться. Я обычно так себя не веду. Разве что когда играю. Она не знает об этом? Боится меня? Я не привык к тому, чтобы меня боялись. Да и кто станет? Я ведь просто кот. Не кот, стреляющий лазерами из глаз или увеличивающийся до огромных размеров. Я самый обыкновенный кот, пусть и не самый маленький.
Я сразу ощущаю приятный запах и оживляюсь, принимаясь суетиться вокруг миски, когда она кладёт туда еду. Креветки? Давно их не ел. Всё же куда чаще мне приносят ту пищу, что больше подходит для животного. И рецепторы этого тела позволяют мне чувствовать её вполне съедобной и приемлемой. Даже запахи воспринимаются иначе. Помнится, будучи подростком, я на спор пробовал кошачий корм и тогда это показалось мне гадостью. А теперь вот ничего, вполне нормально. Но креветки, конечно, совсем другое дело. Я съедаю всё, что лежит в тарелке, поднимая взгляд на девушку.
Что со мной делать? У меня есть идеи. Я подхожу поближе, бодая её головой и глажусь об её ногу. Может почесать мне за ухом или погладить. Может поиграть. Играть с кем-то уж точно веселее, чем в одиночку. Так что я отбегаю к углу комнаты, чтобы притащить палочку с привязанной к ней потрёпанной игрушкой в виде мыши и кладу ей под ноги. Подталкиваю лапой, предлагая взять и смотрю на неё с готовностью. Полагаю, ничего более осмысленного мне ожидать всё равно не стоит. Уверен, абсолютно все, работающие здесь, знают о том, что когда-то я был человеком. Ну, или, во всяком случае, что я понимаю, что они говорят, но они всё равно не пытаются со мной разговаривать. Вероятно, потому, что ничего кроме "мяу" я всё равно не отвечу. Но могли бы и мозгами пораскинуть. Один раз мяу - это "да", два раза - "нет" и тому подобное. Могли бы принести мягкие кубики, я бы складывал слова. Но я прекрасно понимаю, что это было бы куда более интересно для меня, нежели для них. Это то немногое, что заставляет меня сомневаться в том, что я разумный кот. Ведь будь это так, то, наверное, они стремились бы выяснить границы моей разумности? Хотели бы выяснить, понимаю ли я человеческую речь, могу ли её освоить? К слову, не могу. Вот вообще. Связки для этого, похоже, не предназначены. Я пытался. Свободного времени у меня тут предостаточно. А значит я всё же был человеком. То, что я помню, было правдой. Было ведь? Я помню не так много. Кажется, с каждым годом забываю всё больше. Не слова. Их я помню, потому, что продолжаю думать как человек. Но не события. Остались только какие-то обрывки, вспышки, образы. Картинки, зачастую бессвязные. Я помню только одно лицо из своего прошлого. Лицо моей бабушки. Родителей - нет. И я уже не знаю, это потому, что я просто забыл о них или потому, что их никогда не было в принципе. Я пытался выделить это в памяти, но, кажется, все плохие фрагменты затерялись. Ведь если пробегаться, по тому, что я помню, выходит, у меня была просто прекрасная и безбедная жизнь. Но так не бывает. Почему-то я уверен в том, что всех, в той или иной степени, преследуют неудачи. Но я не могу вспомнить ни одной. Или же дело в том, что теперь, оглядываясь назад, на фоне того, что я несколько лет живу как кот в камере какой-то лаборатории, всё, что раньше могло показаться неприятностью, теперь кажется несущественной мелочью? И ведь даже спросить не у кого. Но от этих мыслей я легко отвлекаюсь, когда девушка всё же берётся за игрушку и "мышка" начинает скакать. Я тут же озадачиваюсь тем, чтобы её изловить и останавливаюсь только когда она отпускает палочку, ослабляя натяжение. Люди всегда утомляются куда быстрее меня.
Я снова приближаюсь к ней и принимаюсь гладиться об её ногу. Отхожу чуть в сторону, трогая лапой свою голову, а затем поднимаю на неё взгляд. Не знаю, как ей сказать, что я хочу. Так что снова трогаю лапой голову и требовательно мяукаю. Меня давно не расчёсывали. Шерсть густая. Было бы неплохо привести её в порядок.

Конечно, хороший! Я согласно мяукаю и довольно мурчу, когда девушка меня гладит. Это приятно. Я смотрю на неё, когда она начинает задавать вопросы. Ждёт, что я на это отвечу или просто так говорит? Ну, вроде как люди обычно с животными разговаривают и думают, что они их понимают. А вдруг и правда понимают? Я мяукаю, когда она спрашивает про расчёску. Да, именно об этом я и хотел её попросить. Неужели поняла? Или просто предположила? Может, мне только кажется, что я делаю всё вполне понятно, а со стороны это вообще не разобрать? Может, кошки вообще всегда говорят всё вполне понятно, просто люди разобрать не в состоянии... Вот я бы понял, что другие коты имеют в виду? Я умею теперь говорить по кошачьи? И ведь не проверить даже! Никому это почему-то совершенно не интересно. Поражает меня это место, если честно. Казалось бы, они тут все вроде учёные. А где же дух любопытства?
Я подхожу ближе, подставляя голову под её ладонь, когда Эйнсли начинает мне что-то рассказывать. Люди нередко говорят с животными, вероятнее всего когда им нужно высказать то, что их беспокоит, а выслушать некому. Она вообще осознаёт, что я её понимаю или нет? Или ей вообще всё равно, потому, что я никому не смогу об этом поведать?
Я мяукаю в ответ на её слова, желая выразить сочувствие. Я вот тоже не очень понимаю, что именно мы тут делаем, но до тех пор, пока меня кормят, гладят и играют со мной, на самом деле, это не так уж и важно. Хотя, конечно, странно думать о том, что кто-то, кто здесь работает, может быть не в восторге от этого места. Ну, мне казалось, что сюда как раз-таки набирают из ярых энтузиастов. Разве нет? Впрочем, если это не так, то это объяснило бы, почему люди, приходящие ко мне, больше озадачены тем, чтобы мне за ушком почесать, чем исследовать, на что я вообще способен.
Я обхожу кругом Эйнсли, когда она садится на пол, глажусь об неё боком, а затем усаживаюсь рядышком, заглядывая ей в глаза. Всё я помню. Ну, почти. Потому, что помню определённо не всё, но, кажется, всё же знаю, что человеком я был. Тем более, что она говорит так, будто это и в самом деле правда.
Я воодушевлённо мяукаю, когда она снова упоминает креветки. Вот это мне определённо понравилось. Если она принесёт их снова, я точно буду рад. Впрочем, кошки это тоже любят, так что не знаю, какая моя часть отвечает за радость относительно этой новости. Но так ли уж это важно, если от моей человеческой половины, по сути, почти ничего уже и не осталось? Кажется, ещё немного и я пробуду в облике кота столько же, сколько был и человеком. Или нет? Сколько я вообще тут нахожусь? Сколько мне теперь лет?
Я мяукаю. Дважды, когда она начинает перечислять варианты. Даже киваю. Не знаю, поймёт ли, что я ей отвечаю, но, надеюсь, по крайней мере, оценит мою радость. Так что я снова подаюсь ближе, тычусь носом ей в лицо и облизываю, чтобы продемонстрировать признательность. А затем недолго топчусь, прежде, чем улечься головой у неё на коленях. Всё, покормили, поиграли, теперь гладьте меня. Это уж точно интереснее, чем возиться с подопытными, особенно с учётом того, что она, как я понял, в этом не очень заинтересована. Она ведь сказала именно об этом? Вдруг мне только кажется, что я понимаю человеческую речь? Что если она говорит совсем о другом и моё сознание просто пытается выстроить уже давно забытые слова в связные предложения, чтобы мне не казалось, что я с ума схожу? Могут ли кошки сойти с ума, кстати? Я слышал раньше, что у них встречаются человеческие болезни, вроде рака, болезни почек, деменции, глухоты, проблем со зрением и тому подобным. У меня было много знакомых, которые заводили питомцев, так что я наслушался достаточно историй. Но никогда не слышал о шизофрении у кошек или у собак. А вдруг это возможно? Впрочем, если я вообразил себе свою жизнь человеком, то не факт, что эту информацию можно рассматривать всерьёз. Да и у кого мне уточнять, в сущности? Люди не поймут, что я скажу, хоть оборись. Других кошек здесь нет. Других животных тоже не имеется. По большей части я предоставлен сам себе. И когда я об этом думаю, это и правда кажется чем-то ужасно тоскливым. Так что я стараюсь на этом не концентрироваться. Так проще.

Я вижу, что в какой-то момент её реакция меняется. До этого она говорила со мной как с обычным животным, а теперь, похоже, почувствовала, что я пытаюсь ей что-то донести. Очень надеюсь, что у меня получится. Вообще не могу вспомнить, когда последний раз общался с кем-то. Ну, имея в виду обычный разговор, а не догадки в духе того, что мне скорее всего может требоваться в данный момент и неразборчивый бубнёж в ответ на моё мяуканье.
Я мяукаю на её вопрос. Да, разумеется, я хочу креветок и лосося. А кто их вообще не хочет? Она бы сама небось тоже не отказалась. Это ведь вкусно! Поразительно, но это вкусно и для человека и для животного тоже. Впрочем, очевидно, ей было бы куда проще понять, что я сознателен, если бы я ответил на её вопрос "да, хочу", а не "мяу", потому, что мало ли по какой причине я могу мяукать? Может, мне тут настолько скучно, что я вообще начинаю болтать и мяучу в ответ на что угодно, просто радуясь тому, что ко мне кто-то заглянул? Это не так уж и далеко от правды, на самом деле, но прямо сейчас я пробую с ней говорить и очень надеюсь на то, что она ко мне прислушается, а не продолжит сюсюкать как это делали все её предшественники и их помощники. Мне это, конечно, нравилось, спорить не стану, но ведь это совершенно не продуктивно!
Я слушаю её. Вроде не сложно. И с лапами не сложно. Осталось вспомнить, где у меня лево, а где право. Слишком уж давно этим не пользовался. Я опускаю взгляд вниз, глядя на свои лапы. Так, где я раньше держал ручку, ложку, вилку? Я был правшой. Вроде как вот с этой стороны. Значит, это право, так? Ладно, разберёмся по ходу дела. С мяуканьем было всё-таки попроще. Вдруг я перепутал право и лево? Вот откуда ей знать, что за столько лет можно и забыть о таких мелочах? А можно, очень даже. Это та информация, которой я вообще не пользовался бог знает сколько уже...
А вот и вопросы пошли. Отлично! Первый вопрос не сложный. Так что я поднимаю праву лапу. Да, разумеется, я её понимаю. Человеческую речь я ещё помню и разбираю. Хотя есть, конечно, некоторые сомнения на этот счёт. Но, может, этот эксперимент даст ответы не только ей, но и мне. Потому, что если и в этот раз не сработает, то, пожалуй, придётся смириться с тем, что я всё-таки одарённый черт его знает почему кот, а никакой не человек в теле кота.
И вот следующий вопрос. Я немного медлю, прежде, чем снова поднять лапу. Как бы мне ей объяснить, что я помнить-то помню, что человеком был, но не слишком уверен в том, что эти воспоминания не ложные? Что они мне не привиделись. Если так подумать, то пытаясь вспомнить как я выгляжу, я вспоминаю отражение кошачьей морды в миске, а не своё лицо в зеркале. Я его не помню. И имени тоже не помню. Хотя, наверное, если попытаюсь, то смогу его выудить в закромах памяти.
На последний вопрос я весьма удручённо поднимаю вверх левую лапу. Нет, я не помню. Но не уверен, что обратился бы, если бы это знал. Я неплохо тут устроился, вот без преувеличения. И имею сильные сомнения, что имел бы те же условия, будь я человеком. Я слышал, о чем говорили врачи, охрана, помощники, санитары. Они говорили вообще о чем угодно, совершенно не стесняясь моего присутствия, потому, что, очевидно, напрочь забыли о том, кем я когда-то был. С учётом того, сколько я пробыл котом, очевидно, они приняли как данность то, что я просто кот в этой странной лаборатории, а значит при мне можно говорить что угодно, я всё равно ничего с этой информацией не сделаю. И вот, говоря откровенно, людям здесь живётся явно куда хуже, чем мне. Так что, может, это мой защитный механизм? Ну, то, что я не превращаюсь обратно в человека? У меня есть много мыслей по этому поводу. Ни одну из них я не могу ни опровергнуть, ни подтвердить. Остаётся только гадать.
Я подхожу ближе к Эйнсли и снова тычусь мордой ей в лицо, затем плюхаюсь на пол и принимаюсь мурчать. Я рад, что мы поговорили. Пусть это был весьма странный и короткий разговор, я всё равно рад, потому, что это больше, чем было у меня за последнее время. И по её взгляду я понял, что она понимает, что я ей отвечаю. А значит человеческую речь я всё же понимаю. И, похоже, человеком я всё-таки был. В связи с этим у меня возникает новый вопрос: что я был за человек? И почему я больше не могу им стать? Вопросов, кажется, меньше не стало.

Можем, определённо можем! И я действительно этому очень рад. Ну, как ни крути, общения мне всё же не доставало. Не знаю, хватило бы мне общения с другими животными, выяснить возможности у меня не было, похоже, я тут единственное животное во всей лаборатории, но вот общения с людьми мне не доставало уж точно. Ведь даже в том, что касается опытов на меня довольно быстро забили. По началу я был напуган, я и не мог и не хотел сотрудничать, я был сбит с толку, я не понимал, что происходит и почему я больше не я, почему я, чёрт возьми, что-то большое и пушистое и почему я мяукаю, когда хочу что-то говорить. Потом, когда я уже обвыкся с тем, кем стал, врачам стало уже плевать, понимаю я или нет. Для меня прошло не так уж и много времени, но, видимо, по человеческим меркам срок был более существенным. Так что так и получилось, что моим проектом особо не занимались, сюда приходили поиграть со мной, почесать за ушком, принести что-то вкусное. И, в целом, я был за это благодарен. Никаких жутких опытов, ничего угрожающего жизни. Да и потому, что мою лабораторию использовали скорее как комнату для релаксации не сложно было понять, что работа здесь не многим доставляет удовольствие. Да, были идейные, конечно, те, у кого всё шло хорошо тоже могли быть довольны, но, в основном, на всех давило это место, с учётом того, что тут происходит и того, что от этой работы практически невозможно отказаться. Что у всех, кто тут работает, примерно та же клетка, что и у подопытных, только размером побольше и роль им выдана иная. Но всё так же и одного помещения в другое и нет возможности выйти за пределы лаборатории, вернуться к прежней жизни, нормально обустроить свой быт, личную жизнь. В связи с последним я иногда наблюдал за тем, как доктора флиртовали друг с другом и с практикантами, иногда с охраной. Кажется, моего присутствия не стеснялись вовсе, даром что не совокуплялись у меня на глазах, за что, конечно, спасибо. Не уверен, что это то, на что мне бы хотелось смотреть.
И вот, наконец, мой старый доктор оставил этот проект и мной решил заняться кто-то другой. Кто-то, кто ещё не привык воспринимать меня как здорового кота, которого можно погладить и покормить вкусняшками. То есть, разумеется, гладить меня можно, когда у меня есть настроение и кормить меня тоже можно, даже нужно, поесть я в принципе не против почти всегда, но ведь и пытаться наладить со мной контакт тоже стоит!
То, что говорит Эйнсли, заставляет меня задуматься. Хочу ли я обратно стать человеком? Чёрт знает, на самом деле. Я бы хотел быть человеком, если бы мог покинуть лабораторию. Но здесь, кажется, безопаснее и спокойнее быть именно животным. И, в то же время, я всё же хочу вспомнить, что это такое. Хотя вот то, что девушка говорит, что может быть больно, меня как-то не слишком воодушевляет. А если мне не понравится быть снова человеком, я смогу обратно стать котом? Ну, вроде как немного побуду человеком, посмотрю, как оно, а если не пойдёт, то обратно в шерстяного? Но, полагаю, Эйнсли и сама не особо знает, как работает этот механизм. Никто тут не знает, иначе бы мне не позволили спокойно нежиться на коврике.
Я не спешу поднять ни одну из лап на заданный мне вопрос. Не потому, что я вдруг разучился понимать человеческую речь и не потому, что я забыл, что именно мне делать. Мне сложно объяснить ей, в чем причина моего замешательства, потому, что всё что я могу - это снова помяукать. Но, кажется, девушка и сама догадывается, что может меня беспокоить. Я охотно поднимаю обе лапы, когда она задаёт следующий вопрос. Я действительно не знаю, хочу ли я этого. Я подхожу ближе к Эйнсли и тычусь носом в её ладони, глажусь о её ноги. Она очень милая, она мне нравится. Ей не всё равно, что я думаю и она не воспринимает меня как обычного кота. Наверное, для этого стоит меньше мурчать и гладиться, но на данный момент у меня нет иных способов выразить свою заинтересованность.
Когда она начнёт опыты? Я, в целом, готов попробовать хоть сейчас. У меня развлечений не так уж и много, но, наверное, для этого требуется подготовка. Я заглядываю ей в глаза и приподнимаюсь на задние лапы, облокотившись на девушку, чтобы легонько ткнуться носом о её нос. Она милая. И правда очень маленькая для человека. Или это я такой огромный кот?